Пути зла
Шрифт:
– …Этот юноша будет вести себя неестественно, – говорила женщина по радио. – Умоляю всех, кто слушает нас, проявите внимание. Если он попадется вам на глаза, без колебаний подойдите к нему с симпатией и улыбкой. Он не опасен, ему грустно. И если он жив, то, должно быть, этот молодой человек очень сильно напуган…
Джонни подумал: «Удивительно. Как будто про меня. Я не опасен, мне грустно. Я напуган. Тем, что происходит у меня в душе. Тем животным, что сидит у меня внутри. Ведь животные тоже боятся».
Майк Андерсон снова сел.
– Где же яйца, дорогая,
Николь наконец нашла сковородку и приготовила его любимую яичницу. Она положила ее поджаренной стороной кверху и еще раз полила растопленным маслом. (Такая яичница вызывала у Джонни тошноту.) Николь налила себе чашечку кофе. И взрослые заговорили, не обращая на Джонни никакого внимания.
Они обсуждали свои проблемы. Даже если они не говорили о каких-то вещах вслух, то слышал Джонни именно это. Например: им не хотелось переезжать сюда. Им нравилось в Менсфилде. Майк Андерсон работал в большой строительной компании, и Джонни знал, что это отнимало у него немало сил. Правда, отец предпочитал не распространяться на эту тему. Владельцы компании услышали однажды о проекте застройки какого-то участка в Калифорнии и уцепились за это. Они отправили Майка на Западное побережье, боясь, что местные власти их опередят.
Николь осведомилась (очень вежливо, она не отваживалась сердить Майка), почему он должен играть в гольф, когда еще ничего не распаковано. Майк Андерсон продолжал говорить о том, как важно побыстрее подписать контракт. Он говорил о своих выдающихся способностях, благодаря которым занимает в компании такое важное место, и о чем-то еще, чего Джонни не понял. Отец был замечательным человеком. Ни у одного мальчика в школе не было такого отца. Такого влиятельного, сильного. У которого так здорово подвешен язык.
В глубине души Джонни, свернувшись клубочком, как спящая змея, затаилось подозрение, что Майк его не любит. Только подозрение…
Наконец Майк с Николь вышли из кухни. В доме было тихо. Только ведущий радиопередачи засыпал полицейского вопросами о чем-то, что называлось Подразделением по делам несовершеннолетних. Похоже, что все это затеяла женщина и у них там не все шло гладко. Тот, кто вел передачу, сказал, что все эти «штучки» выдуманы для того, чтобы облегчить жизнь начальнику полиции. Женщина с ним не согласилась.
Вернулась Николь. Выражение лица еще более напряженное. Выключила радио.
– Я слушаю передачу, – сказал Джонни.
– Если ты уже поел, по-моему, тебе следует прибраться в своей комнате.
– Не помыкай мною.
– Я не помыкаю тобой, Джонни. Прошу тебя, молодой человек, убирать в своей комнате.
– Тогда не называй меня «молодым человеком».
– Ладно, как мне тебя называть? В конце концов, мы с твоим отцом женаты уже два года, а ты до сих пор не сказал, как тебя называть, и меня никак не называешь.
Неправда. Джонни называл ее Злой Колдуньей Запада. Жирной Сукой. Старой Шлюхой. Да мало ли как еще.
Николь провела рукой по волосам. Морщинки на лице стали заметнее, она чуть не плакала. Джонни довел до совершенства искусство портить ей настроение, не
– Не хочу идти в школу на следующей неделе, – услышал он свой голос.
– Ты встретишь там новых друзей, у тебя появятся новые дела, займешься спортом.
Никакого ответа.
– Тебе нужно чем-то заняться.
– Мне нужна настоящая мать.
Она пристально посмотрела на него, тема была хорошо знакома обоим, они не раз обсуждали этот вопрос. Николь – с отвращением, Джонни с удовольствием. Потому что, когда он говорил об этом достаточно долго, возникало ощущение, что вернется его настоящая мать, а эта ведьма может убираться на все четыре стороны. До сегодняшнего дня он быстро добивался своей цели. Но не в этот раз.
– Джонни, мы все это уже обсуждали.
– Вот как?
– Твоя мать… умерла. – Николь понизила голос. «Притворяется, что сочувствует», – подумал Джонни. – Может быть, я и не самая лучшая замена, но я здесь, и я стараюсь изо всех сил. – Она замолкла. – Видит Бог, стараюсь…
– Я не просил тебя стараться.
– Просил твой отец.
– Майк Андерсон не видит тебя насквозь, как я.
– Ну и что же ты видишь?
Джонни пожал плечами. Черт, он и сам не знал что. Надо было что-то сказать, вот и все. По крайней мере, на Николь его слова произвели впечатление.
– Послушай-ка, – вдруг весело сказала она, – почему бы нам не поехать в город да не пошляться по магазинам?
Джонни отрицательно покачал головой.
– Обещаю: съедим там одно-два мороженых, – продолжала Николь.
– Растолстеешь. – Джонни решил быть еще грубее. – Разжиреешь.
Мальчик поднялся и направился к двери.
– Сию минуту сядь! – завопила Николь.
Но ему уже наскучило все это. Он стоял спиной к ней и слышал, как скрипнули ножки стула: Николь собиралась схватить его. Бежать! И Джонни выскочил в дверь черного хода. Шум, раздавшийся позади него, означал, что она споткнулась и упала. Великолепно!
Пригнувшись, он пробрался к кухонному окну и прислушался. Николь тихонько плакала: на душе Джонни стало еще тяжелее. С одной стороны, он был доволен происшедшим, но в то же время ему было как-то не по себе. Он слышал, как Николь стала звонить по телефону. Кому? Майку Андерсону?.. Но он уехал на гольф. Правда, в машине у него есть телефон…
Николь звонила не Майку. Она звонила в больницу, хотела договориться о приеме. Джонни понял, что это означало: доктор Баггели…
Доктор Баггели был его терапевтом в Менсфилде. Человек, по мнению Джонни, совершенно никудышный: ничего не понимал, на всех ему было наплевать. При полной своей некомпетентности – настоящий деспот: заставлял Джонни без конца рассказывать о себе. Яснее ясного, он мало понимал Джонни, был к нему совершенно равнодушен. Вот Джонни и старался не говорить ему лишнего, больше помалкивал, как все взрослые. В некоторых отношениях Джонни был достаточно взрослым.