Пути Звезднорожденных
Шрифт:
20
Очень скоро Кальт покинул Харрену и вступил на Тропу Скорби – узкую заброшенную дорогу, которая вела к гробнице Эллата.
Девушка из гостиницы никак не шла у него из головы. Против этой напасти помогало только одно лекарство – Кальт вынул из ножен, притороченных поперек седла, меч, подаренный ему Сегэллаком. За два прошедших дня Кальт прибег к этому средству тридцать два раза.
Меч был велик и прекрасен. Будучи восставленным острием клинка в землю, он доставал Кальту до подвздошья. Его пламенеющий клинок имел обоюдоострое
Если бы Кальт был награжден судьбой талантом песнопевца, он посвятил бы убранству гарды особую песнь. Гарда была выполнена в виде двух змееобразных кадских химер. Полузмеи-полупсы с отверстыми зубастыми пастями расходились в стороны, устрашая врагов и восхищая союзников.
«Этот клинок не для посредственностей и не для трусов. Этот клинок для тех, чьи сила и выносливость пребывают в гармонии с ратным искусством», – говорил Сегэллак.
Кальт смущенно поскреб в затылке – про него ли это сказано? Не бесчестит ли он клинок?
«Как бы там ни было, если Сегэллак решил, что этот меч мне по руке, значит, так оно и есть. Негоже сомневаться в выборе жреца Гаиллириса», – успокоил себя Кальт.
«Храни себя и меня», – было выгравировано на клинке.
Кальт любовно провел по гравировке подушечкой указательного пальца, словно бы надеялся впитать смысл надписи не столько умом, сколько телом. Затем он бережно вернул меч ножнам.
Чтобы овладеть клинком, требуются немалая сила и прорва времени. Но Кальт чувствовал: не пройдет и шести месяцев, как рукоять этого меча станет столь же привычна его ладоням, как звук собственного дыхания – его ушам.
– Храни себя и меня, – негромко повторил Кальт, смакуя каждое слово.
– Ну уж потерять тебя мне точно не грозит, – вдруг сказал он, обращаясь к мечу, и любовно погладил ножны, в которых было упрятано его сокровище.
Свой прежний меч Кальт, кстати, тоже прихватил с собой. Сколь бы ни был хорош новый клинок, но продать старый ему не хватило духу. В его глазах это было равносильно предательству.
Тропа Скорби стала чуть шире и наконец вышла из сумрачного леса.
Кальт пришпорил жеребца и поднялся на вершину холма. Его взору открылась долгожданная гробница.
С высоты холма гробница казалась растрескавшимся серым яйцом, что было покинуто проклюнувшимся птенцом лет сто назад..
Кальт нахмурился. Усыпальницу величайшего воина он представлял себе иначе.
21
«Эллат, Мудрый Пес Харрены.» Каждая буква надписи, опоясывающей купол гробницы, была высотой в человеческий рост.
Кальт спешился и осмотрелся. Где гробницы, там и воры. А где воры, там и добрая драка.
Он пристегнул к поясу ножны, в которых отдыхал его старый меч (Кальт не хотел марать подарок Сегэллака случайной кровью, да и таскаться с новообретенной громадиной было неудобно), и обошел гробницу по кругу.
Никого.
Ощутив не только облегчение, но и легкое разочарование, Кальт оставил своего коня у коновязи и вошел внутрь.
Как
Он переступил порог обшарпанного овального зала и преклонил колени.
– Приветствую тебя, Мудрый Пес Харрены, – прошептал он, когда Семь Мгновений Молчания бесшумно канули в вечность.
Только после этого Кальт решился подойти к саркофагу.
Его крышка представляла собой плиту из гигантского цельного куска зеленой бирюзы. Бирюза, испещренная густой сетью черных прожилок, была тщательно отполирована и заключена в стальной кожух. Кальт знал – на крышку саркофага Эллата пошел самый большой шмат бирюзы, что когда-либо добывался на копях Сармонтазары.
«В желтом янтаре найдешь письмена солнца. В серой яшме – письмена воды. В зеленой бирюзе – письмена земли», – так учил Кальта его дед, передавая ему азы мастерства.
Кальт не сказал Сегэллаку, что направляется в гробницу Эллата не только для того, чтобы поклониться праху великого воина, но и за тем, чтобы прочесть письмена земли. Ему очень не хотелось выставиться перед Сегэллаком человеком прагматичным.
Совсем недавно Пути Силы пагубно сместились – это знал каждый, кто зарабатывал лозохождением. Знал и Кальт. А вот что получилось после такого смещения, не знал никто. Выяснять как и что приходилось, бегая на своих двоих по городам и весям. Все карты лозоходцев, на создание которых ушли труды многих поколений, враз стали старыми и никчемными. А новые карты? Новых еще никто не успел нарисовать.
Для того-то Кальт и пришел в гробницу Эллата. Он желал проверить: не превратилась ли пораженная молнией крышка саркофага в некое подобие новой карты? Гипотеза эта была очень смелой. К ней Кальта подвела старинная легенда о том, как Висморлин однажды уронил свой небесный молот на плиты ласарской площади, прямо перед носом у Кроза. Пять плит растрескались и трещины эти указали Крозу в точности туда, где имелись разные добрые места: залежи олова и меди, тучные пастбища, целебные родники и наилучшая лощина для фамильной усыпальницы рода Акретов.
Кальт изучал крышку саркофага с величайшим вниманием, пока его рука машинально водила грифелем по писчей табличке. Вот она, правда новых Путях Силы земель Ре-Тара. Вот она, правда о Тардере – и он должен прихватить эту правду с собой…
Раньше столица стояла в месте, которое зовется среди посвященных Золотым Цветком. Стихии покровительствовали ему, жители Тардера были счастливы и богаты. Теперь – и это видел Кальт, читая в камне, как в раскрытой книге – Золотой Цветок переместился на юго-восток. Увы, не бывать более Тардеру благословенным местом, ибо только Золотой Цветок способен сделать город процветающим, природа каковой связи не только надмирная, но и, по меткому замечанию сладкопевного Лида, грамматическая.