«Путин – вождь России». Особенности национальной политики

Кунгуров Алексей Анатольевич

Итог всего этого ужаса – 99,7 % обвинительных приговоров в РФ. Для сравнения: даже в кровавом 1937 году, если дело рассматривалось обычным судом, а не внесудебным особым совещанием, оправдывались более 10 % подсудимых.

Многие задают вопрос о том, пытают ли в путинских застенках политзэков. Ведь именно политические «преступники» часто упорствуют в непризнании своей вины. Все зависит от статьи. По экстремистским статьям (ст. 282, 205.2 и сопутствующие) главным «доказательством» служит заключение экспертов. Следствие всегда назначает «правильных» экспертов и получает нужное заключение в 100 % случаев. Иных доказательств не требуется. Соответственно, выбивать из обвиняемых признания нет ни малейшей необходимости. Многие сами с готовностью признают вину, надеясь на более мягкий приговор. А вот обвиняемых в терроризме или участии в экстремистских организациях

при хлипкости доказательной базы подвергают пыткам очень часто. Из тех «экстремистов-террористов», с кем я пересекался, больше половины признавались, что их «крепили» сразу после задержания. Обвиняемых в нетяжких преступлениях, в отношении которых принята мера пресечения в виде подписки о невыезде или домашнем аресте, практически не пытают.

Ладно, со следствием-судом все понятно. Но какой смысл пытать уже осужденных? Логика тут довольно прозрачна. За забором ФСИН – ад. И чем больший там творится ад, тем охотнее зэк готов отдать все, лишь бы этот ад поскорее закончился. УДО идет по таксе от 100 до 500 тыс. руб. за год «скощухи». Такса существует на все – дополнительную свиданку и посылку, за устройство на престижную работу (например, в автомастерскую), за возможность получить врачебную помощь (хочешь жить – плати) и т. д. Желаешь девочку по вызову? 20 тысяч (услуги путаны оплачиваются отдельно). Наркотрафик в зону идет часто по мусорскому каналу. Во многих лагерях есть бизнес-бараки. На пересылке однажды пересекся с зэком из-под Питера, который рассказывал, что в их лагере за 300 тысяч в месяц можно жить в доме отдыха, который официально построен для того, чтобы зэки проводили в нем свой ежегодный отпуск (в виде поощрения, конечно). Фактически же там шиковала только компания из привилегированных арестантов, которых хорошо «грели» с воли. В общем, создавать в зонах ад, а потом торговать «послабухой» – очень прибыльный бизнес.

Собственно, пытать людей для этого вовсе не обязательно, но почему бы и не пытать, если это можно делать совершенно безнаказанно? Вся система «воспитания» в зоне построена на насилии. В основном моральном насилии, но если его подкрепить физическим, то эффект будет куда большим. Во многих лагерях пытки вообще поставлены на конвейер. В первую очередь это относится к «красным» зонам, которые живут не по воровскому укладу, а по мусорскому хотению. Прибывший этап в течение двухнедельного карантина проходит так называемую «приемку». Смысл ее предельно прост – тебя будут «крепить» до тех пор, пока ты не сломаешься и не «перекрасишься», то есть продемонстрируешь абсолютную покорность администрации. На первом этапе «крепят» опера. Они не столько бьют, сколько тестируют зэка, выявляют «осужденных отрицательной направленности». С «отрицалами» уже работают серьезно, часто в индивидуальном порядке, примерно так, как это показано в скандальном видео из ярославской колонии. Есть лагеря, где всю грязную работу за мусоров выполняют «ссученные» арестанты («активисты»).

По тюремным понятиям зэк должен «таранить до талова», то есть если уж пошел на конфронтацию, то должен выдержать все – и пресс-хаты, и буры, и крепилово. Поэтому на «красных» зонах сохранить приверженность «черной масти» удается единицам – тем, кто выдерживает двухнедельную «приемку». Впрочем, это не обещает ничего хорошего в будущем – «отрицалы» до конца срока находятся в изоляции «под крышей», часто в одиночках. Описывать подробности тюремных кошмаров не буду. В некоторых лагерях придумывают свои фирменные издевательства. Сокамерник рассказывал, как во время своей первой ходки в Мордовии узнал, что такое «малиновый звон»: арестанту надевают на голову ведро, после чего лупят по нему дубинкой.

Пытают ли политических? Везде, где мне пришлось побывать, даже на пересылках, ко мне было особое отношение. Поскольку я был «точкованый» (то есть на особом внимании), а в личном деле имелось столько-то полос, встречали меня, как лицо, представляющего большую опасность. Опасность заключалась в том, что к моей персоне постоянно приковано внимание СМИ, в том числе иностранных. Поэтому мусора на скандалы не нарывались – ногами не пинали, голодом не морили, даже разговаривали «на будьте любезны». Да, режим мне назначали, как говорится, «с усилением» – письма часто не пропускали вообще, содержали в полной изоляции, шмонали с пристрастием, но бить не били. Смысла не было. Мне устраивали персональный адок, используя штатный набор «средств усиления» и нехардкорных издевательств. Свыше 90 % срока я провел «под крышей» по СУСам, ШИЗО и ПКТ.

Не всем так везет, конечно. Политзэку Ильдару

Дадину, когда он приехал в карельскую «семерку», устроили «приемку» в общем порядке. Он «забыковал» – получил месяц пыточного «освенцима». Описанные им пытки – это по зэковской шкале далеко не самые изощренные издевательства. Когда просто бьют, часто без повода и цели, просто для проформы – это называют «взбадриванием». Более жестокие истязания, когда арестанта ломают, принуждают к подчинению, именуются «крепиловом», порой «крепят» до получения серьезных травм и даже инвалидности, но цели таковой не ставится. Пытки по высшей категории именуются «убийством», или «убиваловом». Когда кто-то говорит, что «там не бьют, там сразу убивают», это не означает лишение жизни, но подразумевает, что целью насилия является сознательное причинение тяжкого вреда здоровью. «Убивают» с образцово-показательной жестокостью чаще всего для того, чтобы нагнать страху на зэков. Одного методично превращают в отбивную – другие парализованы ужасом.

Институционально в РФ нет средств защиты осужденных от пыток, любой зэк абсолютно бесправен. Формально у него, конечно, есть право обратиться в суд или в прокуратуру, но все это в 99 % случаев совершенно бессмысленно и только провоцирует новые репрессии со стороны администрации. 1 % примеров эффективной борьбы с системой объясняется вниманием со стороны СМИ. Когда сор удается вынести из избы, ФСИНовская система столь же жестоко и равнодушно пускает под пресс своих бывших «образцовых сотрудников». Образцовыми они были, пока все шито-крыто. Но, если «спалились», значит, должны быть наказаны, чтоб другие, видя этот пример, работали осторожнее. Станут ли меньше пытать зэков после скандала в Ярославле? Нет, конечно. Но видеорегистраторы станут, конечно, снимать перед экзекуцией. Да и вообще, пытки – это чаще всего работа штатных «активистов», а не мусоров.

Что касается садистов ФСИН, то они порой с пытками сильно перебарщивают, вкладывают в них, что называется, душу. Тут дело, я считаю, в деформации психики мусоров. Россиянцы в большинстве своем не любят свою работу, для них она – тяжкая обязанность. Но вертухаи в массе своей ее люто ненавидят, причем часто даже не скрывают отвращения к тому факту, что половина их жизни проходит в тюрьме. Человек, который постоянно существует в атмосфере насилия, страха и ненависти, рано или поздно морально ломается, расчеловечивается. Ко всему прочему, работать в застенки стремится довольно специфический контингент с изначально больной психикой. Например, часто встречаются мусора-извращенцы, которым доставляет истинное наслаждение заглядывать в трусы зэкам или щупать их во время шмона в окологенитальных местах. Где они на воле могут удовлетворить эти свои извращенческие потребности? А тут им за это еще и деньги платят.

Очень высок среди носителей серой формы и процент откровенных маньяков, которых влечет возможность безнаказанно издеваться над людьми. Причем берут на службу во ФСИН всякие отбросы. Например, из полиции какого-нибудь ублюдка-залетчика попросят уволиться «по-хорошему» – он через неделю уже минюстовские эмблемки на воротник пришпиливает.

Да, есть зоны, в которых пыточная практика не имеет широкого распространения, но не могу сказать, что это есть какое-то качественное достижение. Имеются так называемые «режимные» лагеря – это что-то вроде воинских частей, где процветает не «дедовщина», а «уставщина» – зэки их боятся немногим меньше, чем «красных» мясорубок. Разница между ними в том, что в первых предпочтение отдается моральному насилию, во вторых – физическому. Но уголовно-исполнительная система в РФ в целом абсолютно садистская, бесчеловечная. ФСИН не перевоспитывает преступников, а лишь доводит их до высшей степени озверения. Потому уровень рецидива в РФ – 50 %.

Можно ли реформировать эту систему? Нет, это принципиально невозможно. Ее можно только уничтожить и заменить чем-то другим после краха фашизма в России.

Почему Россия любит Путина

Вековая судьба

Многие искренне удивляются: почему такой «хороший», «высокодуховный» и «патриотичный» русский «народ» всегда имеет во главе либо эффективных, но кровавых тиранов, либо гуманных, но ничтожных слизней. Почему эта популяция неспособна генерировать ни адекватную верхушку, ни устойчивую модель государственности (она кардинально трансформируется при каждом новом вожде)? Ответ прост: ваша элитка есть проекция коллективного бессознательного биомассы. Путин – это нутро среднестатистического русского.