Путница
Шрифт:
– А тебе – нет?!
– Ну если хорошенько привязать к дереву и взять пучок розог…
– Выбирай попрочнее, как для себя. Потому что тебе они по итогу и достанутся. – Альк встал. Отдохнувшим он себя не чувствовал: голова кружилась, во рту пересохло, сердце колотилось как бешеное, вынуждая дышать в два раза чаще. Будто десять вешек без передышки пробежал – и еще столько же сможет, не чувствуя усталости, пока не рухнет замертво. Но друзьям удалось-таки его растормошить, и саврянин сообразил, что оставаться здесь действительно глупо. Подземелье большое, выходов у него
Самого Крысолова Альк не жалел, но рядом был город.
Рыска, не догадываясь о мыслях саврянина, радостно ухватила его за руку. Жар, похоже, что-то почуял, но отложил разборки на потом. Запалив новый факел, вор уверенно двинулся по подземелью. Казалось, он даже все неровности пола умудрился запомнить и не глядя переступал через трещины и камни. Иногда, просто чтобы удостовериться, Жар подносил факел к стене и всякий раз находил пятна копоти – смыть ее гораздо труднее, чем мел, да и заметить непросто. Пятна отличались по размеру, форме и числу, и, хотя уловить систему Рыска не смогла, она явно была – вор шел как по нитке.
Дорога тем не менее оказалась долгой, трудной, и все молчали, сберегая силы. Одним длинным узким походом пришлось идти поодиночке, расцепив руки, и, когда Альк внезапно, уже на выходе, свернул в другую сторону, Рыска заметила это только чудом.
– Альк, ты куда?!
Пойманный за локоть саврянин вздрогнул всем телом и остановился.
– Не знаю. – Голос у него был какой-то отстраненный, словно во сне отвечает, а поутру и не вспомнит.
– Задумался?
– Нет…
Как можно задуматься и пойти не туда, следуя за кем-то, Рыска тоже не понимала. Скорее наоборот – нужный поворот проскочишь, по рассеянности увязавшись за случайным прохожим.
Жар вернулся, поднес факел ближе.
– Ничего себе! – охнул он. – Ты бы хоть глаза открыл, что ли!
– Я все вижу, – тем же неживым голосом возразил саврянин. Веки у него оставались плотно сомкнуты.
– А зачем тогда свернул?!
– Там тоже есть выход.
– Откуда ты знаешь?
– И там, – показал Альк.
Рыска с отчаянием уставилась на Жара. Вор, тоже струхнув, потряс белокосого за плечо:
– Открывай глаза, живо! Хорош чушь нести!
– Я оттуда пришел, – уверенно, даже с легкой обидой возразил саврянин, но все-таки подчинился.
– Ну где твой выход?!
Альк недоуменно уставился на голую стену. Потом перевел глаза вниз – на небольшую, с ладонь шириной, трещину. В ней что-то мелькнуло, но, пока Жар нагибался, исчезло.
Вор замер в неудобной и глупой позе: факел ярко осветил не только трещину, но и пол на три шага вокруг.
Крысы шли следом. Ненавязчиво так, неугрожающе. Просто шли. А сейчас вежливо остановились, ожидая, когда люди наговорятся и двинутся дальше.
Жар медленно выпрямился. Крыс поглотил сумрак, но слух продолжал ловить негромкое шебуршание и попискивание, прежде заглушаемое шагами.
– Ты можешь их прогнать?! – шепотом взмолилась девушка.
Альк покачал головой. Кажется, он даже не попробовал. Веки снова поползли вниз – но не от усталости, а за ненадобностью.
– Надо скорей выводить его отсюда. – Вор ухватил саврянина за вторую руку. – Авось на свежем воздухе ему полегчает.
Рыска почувствовала, что сама вот-вот свихнется, но двух безумцев на Жара было как-то многовато. Оставалось только закусить губу и, спотыкаясь от спешки, на пару с другом тащить Алька дальше, надеясь, что выход покажется раньше.
Раньше чего, они старались не думать.
Глава 32
Крысы – превосходные пловцы, однако широкая река может оказаться им не по зубам.
Лодку отпихивали вместе – Цыка догнал Миха в последнюю щепку, вывалившись на него из камыша, как перепуганная утка. Чуть в лоб не огреб от неожиданности.
– Саврянин… Тот, что будто бы сено поджег и на лодке удрал… Не удрал он, – прерывисто выдохнул запыхавшийся батрак.
– А я-то голову ломал: на кой им, четверым, две лодки, – только и сказал чернобородый. – Придержи-ка борт, я заскочу…
Под немаленьким весом Миха лодка так осела, что уже не шаталась.
– Куда поплывем? – шепотом спросил Цыка, примеряясь к веслам – те были непривычно короткие, с широкими лопастями. На ринтарском берегу напротив Пупа цепочкой горели костры: часть тсецов охраняла обоз, переправу которого на остров отложили до утра. С саврянским тоже творилось что-то неладное: пограничный город (название которого Цыке не удавалось ни запомнить, ни даже выговорить), вместо того чтобы отходить ко сну, светился все ярче и ярче. Что-то там явно происходило, вот уже и за его пределы огни расползаться стали.
– Вниз по течению точно не стоит, – решил Мих. – Справа Йожыг, слева этот крысий помет, а мы между ними как орех в щипцах будем. Давай вверх и к белокосым.
– А может, к нашим? – робко предложил Цыка.
– Не трусь. Я местечко надежное знаю, где можно пару деньков отсидеться, пока заваруха не утихнет. А наши небось сейчас вдоль всего берега пики выставили, изготовились.
– К чему?
– Да вон к этому. – Чернобородый придержал весло ногой и ткнул пальцем в огни на саврянском берегу, уже вытянувшиеся в ленту. Часть огненной крошки высыпалась в воду и тоже двигалась к острову.
– Надо наших предупредить! – Цыка вскочил, лодка зашаталась. Мих, ругнувшись, ухватился за края:
– Сядь, дурак! Они и так знают.
– Откуда? Когда я уходил, все спали!
– И тсецы?
В Йожыге тоже потихоньку начиналось какое-то копошение. Алые светляки слетались и к реке, и почему-то в противоположную сторону, куда более беспорядочно. Как будто жители с вечера сидели на узлах с добром и по сигналу бросились наутек.
Батрак медленно опустился обратно на лавку.
– Разбудят, не бойся, – ободрил его Мих. – А больше мы для них все равно ничего сделать не можем. Мужичье не поверит, а тсецы не послушают.