Путники
Шрифт:
Ага! Вот оно.
Раздался щелчок, и вслед за ним -- тихое, едва слышное гудение сервомотора. Лейтенант сделал шаг влево, и гудение прекратилось.
Чуть не прозевал, растяпа!
Еще шаг влево. Для надежности. Молчишь? Это хорошо, что молчишь. Век бы тебе молчать. А теперь вперед, немного, всего пару шажков. И снова тишина.
Умные ребята эту полосу придумали, да сквалыги монтировали, прости их, Даида. Не жадничай они, поставь второй ряд огневых точек, здесь не прокрался бы и святой.
А еще шаг? Назад! Влево, балда, влево! Вот так, шаг влево и два вперед, шаг влево и два вперед. И что получается? А получается, что топать мне прямехонько вон на ту кривую сосенку.
И
Лейтенант лег на землю там, где, по его расчетам, должна была быть мертвая зона, и дальше продвигался ползком. Наконец он добрался до капонира, прислонился спиной к его еще не нагретому солнцем покатому боку и закурил. Теперь можно покурить, можно отдохнуть. Осталось совсем немного: перерезать идущий от капонира к датчикам кабель. И в обратный путь, к границе полосы, к следующей точке, пропади она пропадом.
Только руки с каждым разом все больше и больше дрожат, и отдыхать приходится дольше. Но пока везет. Пока.
Часов через шесть, мокрый до нитки, исцарапанный, уставший, он добрался до поросшей густым кудрявым кустарником лощинки. Дальше соваться не стоило, тут знакомый участок кончался. Что там напридумывали соседи, только им одним известно. Хватит испытывать судьбу, пора возвращаться.
Он ничуть не удивился, увидев на дне лощинки две свежие выжженные полосы, и там, где полосы пересекались, еще слабо дымились какие-то лохмотья.
– - Идиоты. Какие же идиоты, -- без сожаления, просто констатируя факт, пробормотал он и потянулся за сигаретами.
И услышал из кустов на противоположной сторона лощинки не то писк, не то плач. Он застыл на месте, так и не донеся сигарету до рта. Писк повторился и на склоне зашевелились кусты, будто там кто-то пробирался ползком или на четвереньках. Кто-то, вероятнее всего раненый, спускался на дно лощинки странными зигзагами, то приближаясь -- и тогда у лейтенанта перехватывало дыхание, -- то удаляясь от зоны действия огнеметов.
– - Правее! По самой кромке!
– - не выдержав, закричал лейтенант.
– Идиот! Какой идиот, там же наверняка есть пулеметы.
Тот, внизу, на советы лейтенанта реагировал очень странно, словно задавшись целью делать все наоборот, и поперся прямиком к обугленным лохмотьям.
Лейтенант громко выругался и отвернулся. Хочешь подыхать -- подыхай, я в этом не участвую. Какое мне до всего этого дело?!
Огнеметы молчали, этому типу страшно везло. Может быть, не такой уж он идиот. Лейтенант не выдержал и обернулся. На дне лощинки все еще шевелились кусты, и там, где они были гуще, движение замедлилось. А потом тот, внизу, все еще невидимый, заметался вдруг из стороны в сторону, окончательно потеряв ориентацию или способность соображать. Наверняка какой-нибудь из датчиков уже засек его и вел, и стоило ему появиться в зоне действия другого датчика, как ударят пулеметы или огнеметы. И ничего нельзя было сделать.
Наконец этот тип, внизу, принял решение, самое дурацкое из всех возможных -- пополз по склону вверх, прямо к тому месту, где, спрятавшись за деревом, стоял лейтенант.
Звуки, издаваемые им, стали слышнее, теперь было ясно, что это сдавленные всхлипывания.
Лейтенант стиснул зубы и ждал. Отвернуться у него уже не было сил. Но вот кусты метрах в пяти от него раздвинулись, и из них показался ребенок,
Лейтенант опомнился, только услышав слабый характерный щелчок и тихое гудение сервомоторов.
– - Стой!
– - заорал он и прыгнул, на мгновение опережая пулеметную очередь.
– - А зачем я, собственно, все это делаю?
– - выбравшись из последнего шурфа, спросил лейтенант у мальчика.
– - Я не знаю. Может быть, ты знаешь?
Мальчик ничего не ответил, он вообще ничего не говорил и, как подозревал лейтенант, не слышал. Устроившись на ящике со взрывчаткой, он деловито и сосредоточенно одну за другой опорожнял расставленные перед ним банки консервов. Покончив с очередной банкой, он с сожалением отставлял ее в сторону и принимался за следующую.
– - Я думаю, дети в твоем возрасте не должны столько есть, -- с сомнением проговорил лейтенант.
– - С ними от этого что-нибудь может случиться. Хотя откуда мне знать, сколько должны есть дети в твоем возрасте и что с ними может случиться? Ты нигде не видел пассатижи?
Мальчик оторвался от банки и поднял на лейтенанта огромные, не по-детски серьезные глаза. От взгляда ребенка, ждущего, испытующего, непонятного, взрослому вдруг стало не по себе.
– - Ты чего?
– - пробормотал он.
– - Наелся? Ну что ты на меня смотришь, будто ждешь чего-то, а? Ты пассатижи не видел? Да вот же они!
Лейтенант взял лежавшие на виду пассатижи, моток провода, коробку с детонаторами и пошел к Стене. Спиной он чувствовал взгляд мальчика, и это его беспокоило. Странный ребенок. Чей он, откуда? Как оказался на полосе?
Лейтенант принялся устанавливать детонаторы, и мальчик внимательно следил за каждым его движением, будто контролируя.
– - Ну вот, осталась сущая ерунда, -- сказал лейтенант, один за другим ловко вставляя детонаторы.
– - Это уже и не работа вовсе -- развлечение. Ты знаешь, малыш, я ведь всю жизнь был подрывником. Это у меня в крови, честное слово. Расчеты и формулы я никогда не уважал, хотя без этого нам никак нельзя. Просто смотрю на здание, гору или вот эту стену, и она уже не стена, не гора и не здание, а просто объект. Я смотрю и вижу, где нужно заложить заряд и сколько взять взрывчатки, чтобы все было так, как я хочу. Такие дела... Тут, малыш, нужно чувствовать, никакие формулы не помогут, формулами потом все можно проверить. Чувствовать, в этом все дело. Понимаешь, малыш, нам как-то рассказывали в лицее, забыл, как называется... в общем, все всегда хочет рассыпаться. Что бы ты ни строил, как бы ни сцеплял гвоздями или цементом или еще как-нибудь, все хочет рассыпаться. А я только помогаю, Вот смотри -- Стена. Хорошо ее строили, крепко, навсегда. А знаешь, чего ей больше всего хочется, а? Рассыпаться! Тут только подтолкнуть, помочь немного, выкопать шурфы, заложить взрывчатку, вставить детонаторы, протянуть провода, подсоединить к динамо, повернуть ручку... А знаешь, малыш, если ты согласен, я берусь сделать из тебя отличного подрывника. Ты хорошо начинаешь. А знаешь, что я взорвал впервые? Собачью конуру! А ты -- сразу Стену. У тебя большое будущее, малыш, да еще с таким взглядом... И ты молчаливый, это тоже хорошо. Болтливость -- последнее для подрывника дело. Это я из-за тебя сегодня разговорился, вообще-то из меня слова не вытянешь, потому она и ушла от меня... И почему людям нужно все объяснять, зачем? И так понимать должна, что я сам себя ради нее взорвать готов! Должна была понимать... Не поняла... Наверное, тот, толстобрюхий, ей больше сумел объяснить. Э-э-э, да ты уже спишь, приятель!