ПВТ. Лут
Шрифт:
Самого музыканта без благодарственных грамот вытащили из укрытия и поставили пред ясные очи Князя. Лин стоял между ними, такой грустный, что Нилу опять сделалось неловко. И страшно. Будто бы Оловянный был обманутой им девицей, а Горбач — взыскующим мести папашей.
— Так, на чем мы остановились. — Вздохнул Орхан. На безобразие окрест даже не смотрел, словно от беседы его отвлек гонец с письмом. — Ах да. Вы явились за сумкой. Со всем моим почтением, забирайте и уходите.
— Это не... Не совсем так.
Горбач
— Но вы сами так сказали.
— Мне нужно ее содержимое, — хрипло уточнил Крокодил.
— Однако. Вы противоречите сами себе. Но если я буду так любезен и верну вам все без утайки, что вы готовы отдать мне взамен?
Нил провел экспресс-ревизию. Ничего. Ничего равнозначно ценного. Карта Вторых меры не имела.
— Что угодно.
— Хотя бы ваш спутник? — Горбач положил разбухшую клешню на плечо белого. — Оставьте мне юношу и ступайте с миром.
Нил и Лин уставились сначала на Горбача, а потом — друг на друга. Музыкант выпрямился, свел лопатки.
— Он не принадлежит мне, и он не вещь. — Сказал громче, чем следовало, чтобы не позволить голосу дрожать заячьим хвостом. — Поэтому согласиться не могу.
— В таком случае вы уйдете ни с чем, — улыбка Горбача сделалась акульей.
— Я уйду, мать вашу, с чистой совестью, — с бессильной злостью выплюнул Нил, с хрустом сжимая кулаки, — не так часто я могу позволить себе такую роскошь.
Сказал — и за рукав рванул детеныша лила к себе. Рука Горбача соскользнула, со всех сторон уставились любопытные зрачки револьверов. Князь едва заметно качнул головой и охрана расступилась.
— Браво, мой мальчик! — умилился Горбач.— Такая честность заслуживает награды. Знаешь что, пожалуй, я отпущу вас обоих.
— Взамен на?..— сощурился Нил.
— О, чистая формальность. Долг.
— Долг, — нехотя вздохнул Нил.
***
Уже на корабелле — взволнованной долгой отлучкой пассажиров Серебрянке по молчаливому уговору не рассказали о встрече с Орханом — Нил отважился спросить.
— Как плечо, хвостатый?
— Не больно, — сказал Первый.
Поднял на музыканта глаза.
Нил не выдержал и отвернулся.
***
— Здравствуй, Гаер.
— Здорово, старая каракатица. Чего надобно, я занят по самые гланды.
— У твоего брата красивые глаза, Гаер.
Рыжий откинулся в кресле. Горбач с удовлетворением отметил, как удивительна и непривычна арматору бледность. Даже веснушки погасли.
— Говори.
Глава 14
14.
— Когда корабеллы соберем, от Третьего избавляемся, — хмуро
Дятел крякнул. Пригладил хвост револьвера.
— С чего так просто-запросто? Айда на Хом Бархата продадим? Или на органы, тоже ладно будет... А волосы пожертвуем в цирюльню... а перед этим дашь мне его денька два погонять, раз уж все равно сливаем. Застоялся я...
— У него в мозгах Гаер ковырялся. Не знаю, что установил, но мне не улыбается и дальше таскать при себе или шпиона, или убийцу. Или два в одном. Шампунь-кондиционер.
— Скорее, двойное проникновение,— ухмыльнулся цыган. — Тогда давай шлепнем ублюдка?
— Чтобы Второй на алаверды шлепнул нас?
— Кишка тонка.
— Не скажи. — Русый потер лицо ладонями, и Дятел наметанным глазом разглядел ужалы стимуляторов под локтями. — Триггеры, они у всех разные. В общем, что бы Гаер ни замыслил, наше дело свою выгоду поиметь. Берем корабеллы в охапку и сваливаем, а эти двое пусть как хотят.
Дятел хмыкнул. Волоха скосил зеленый глаз на цыгана.
— Что?
— Да все смотрю, как ты промежду двух огней бьешься. Между Лесом и Лутом.
— Пустой разговор, — Волоха отвернулся.
— Думаешь от Лутовой ревности корабеллами откупиться? — Дятел оскалился всей пастью. — Он тебя не выпустит, и знаешь почему?
— И почему же? — русый развернулся с рычанием.
Стимуляторы всегда на него так действовали, обычно спокойный Волоха вмиг перекидывался в рысь.
— Потому что куда бы ты ни пошел, в себе его всюду носить будешь. Вот здесь, — ткнул русого в грудь, — и вот здесь.
И щелкнул по лбу.
Волоха в миг завернул тому локоть, ткнул лбом в переборку. Зашипел, оголив клыки:
— Руки не распускай, цыганва! Сам решу, куда идти и что делать.
Старпом проговорил со смешком:
— Бесишься, гаджо. Пеной плюешься, потому что я прав. Скажешь, нет?
Волоха молчал. На загривке, мнилось, шерсть дыбом встала. Никто не умел вывести его из себя, никто, кроме хитроглазого цыгана. Дятел знал его слишком хорошо, иногда — лучше, чем самого себя. Врать ему было бессмысленно, все равно разгадает.
Горан.
Никто из них об это не просил; хоть и росли вместе, и прошли через многое рука об руку, про горан до поры и слыхом не слыхивали. Случилось, как природы явление, повязало крепче парных армлетов. Дятел думал, им еще повезло. Его гораном был тот, за кого он убить мог, умереть готов был, а не вовсе чужой человек. Горан полнее раскрывал себя в сражении, когда — плечо к плечу — валентность оружия суммировалась, возрастая многократно; и в быту, послесловии, когда — в сплетении — быстрее раны затворялись, скорее силы возвращались.