Пьянящая любовь
Шрифт:
— Боюсь, мне это удастся не сразу, — призналась Робин, с нескрываемым волнением ступая по знакомым ступеням и коврам.
— Если честно, мне пока тоже, — улыбнулся Эйдон, слегка коснувшись ее талии.
Уверенность Робин в себе и в том, что она сдержит слово, стремительно пошла на убыль. Близость Эйдона лишала ее здравомыслия и вдребезги разбивала привычный панцирь.
— Как насчет аперитива? — Не дождавшись ответа, Эйдон протянул гостье бокал с мартини.
Робин медленно сделала глоток.
— Благодарю.
Эйдон прижал к ее губам палец. По спине Робин пробежала волна мурашек.
— Тсс. Забудем о том, что я студент Колумбийского университета. Откровенно говоря, я не вхожу в число его поклонников.
— Тогда что же вы делаете…
— Тсс, — еще раз попросил ее о молчании Эйдон. — Мы ведь договорились забыть об этом, не так ли? — Он медленно шагнул к ней и мягко взял за свободную руку.
Затем Эйдон с показным недоумением уставился на дрожащие пальцы Робин.
— Извините… сейчас мои нервы уже не такие крепкие, как десять лет назад, — сказала она прерывистым голосом, чувствуя приятно возбуждающее, трепетное прикосновение его рук.
Сердце Робин заколотилось, и она робко подняла на Эйдона взгляд. Бледный свет лампы из-под розового абажура освещал лицо Эйдона, придавая его глазам теплый янтарный оттенок.
Глядя в ее широко открытые глаза, он чувствовал, как неотвратимо его тянет к стоящей рядом женщине. Еще мгновение — и он уже держит ее в своих объятиях!..
Боже, о чем я думаю! Эйдон резко отстранился, испугавшись, что его мечты и желания окажутся сильнее разума.
Робин моргнула. Значит, Эйдон тоже боится чего-то. Почему она расстраивается? Она должна быть довольна. Эйдон предупредил ее от непростительных ошибок, спас от сомнений и мук совести… В конце концов, он сделал то, что надлежало сделать ей. Отступил назад.
Нужно радоваться.
Беда в том, что Робин это вовсе не радовало.
— Думаю, стол уже накрыт, — охрипшим голосом произнес Эйдон, чтобы хоть как-то разрядить накалившуюся обстановку.
Робин кивнула. Нервно откинув со лба выбившуюся прядь, она проследовала в столовую вслед за хозяином дома.
— Ого! — не сдержала восхищенно-удивленного восклицания Робин, обнаружив на столе не менее десяти блюд, достойных королевского пира. — Вы и впрямь рискуете набрать лишние килограммы за время своего пребывания в Нью-Йорке. — Робин осеклась на полуслове. А с чего, собственно, она взяла, что Эйдон снова покинет Штаты?
— Смотря сколько продлится мое пребывание здесь, верно? — Эйдон явно заметил промах Робин.
— Надеюсь, вы хотя бы закончите курс французской литературы, — отшутилась она.
— Ваш курс, — добавил Эйдон, многозначительно подчеркнув первое слово.
— Что ж, если мир обретет гения благодаря мне…
— Если гений обретет вас…
— Эйдон, сколько можно шутить?! — вспылила Робин, понимая,
Эйдон заразительно рассмеялся. Правда, быстро посерьезнел и, глядя ей в глаза, ответил:
— Я действительно сильно изменился?
— Почти до неузнаваемости. Я говорю не о внешности, разумеется… хотя ты очень возмужал. Теперь моих студенток трудно будет увлечь Стендалем или Бальзаком. Когда за соседней партой Эйдон Макдауэлл…
К удивлению Робин, Эйдон смутился. Странно, она ожидала, что такой красавчик давно привык к повышенному женскому вниманию и комплиментам.
— Четырнадцатилетний юноша, которого я помню, был немного стеснительным и… трогательным в проявлении своих чувств, — продолжила Робин. Ей казалось, что она похожа на несчастную кошку, неведомым образом оказавшуюся на реке во время ледокола. Бедняжка прыгала с льдины на льдину, в надежде добраться до спасительного берега. Однако стремительное течение реки уносило ее все дальше и дальше. В страшную, пугающую неизвестность.
— Я и сейчас искренен, — тихо произнес Эйдон, отодвинув для гостьи стул.
Робин неторопливо присела, воспользовавшись возможностью обдумать следующую реплику.
— Теперь ты можешь достичь большего… Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю, — сконфузилась Робин.
Имеет ли она право говорить с Эйдоном о подобных вещах? Сегодня она ужинает в его доме, но завтра… Завтра она вызовет его и попросит объяснить суть основного конфликта в романе Флобера «Мадам Бовари».
— Думаете, я способен достичь поставленной цели?
— Разумеется. Если в тебе осталась хоть малая доля былого упорства, то ты, несомненно, добьешься большого успеха, — без колебаний заверила Робин.
— Боюсь, я лишился части юношеской самоуверенности, — признался Эйдон. — Помните, раньше и дня не проходило, чтобы я не признавался вам в любви?
Робин не сдержала улыбку.
— Эйдон, мы ведь оба понимали, что все это было частью игры во взрослого.
— Нет, — с поразившей Робин резкостью возразил он. — Я был абсолютно очарован и покорен вами. Вы казались мне самой красивой и умной девушкой на свете… По сравнению с моими школьными подружками, которые думали только о нарядах и мальчиках…
— Эйдон, я ведь была намного старше твоих одноклассниц. Неудивительно, что у меня были несколько… мм… иные интересы. Я училась в университете. Причем вынуждена была подрабатывать на каникулах. Теперь-то ты видишь, что я самая обыкновенная женщина.
— Вовсе нет! — запальчиво возразил Эйдон. — Вы самая необыкновенная женщина из всех, что мне доводилось встречать!
Робин снисходительно улыбнулась и тоном заботливой мамаши, утешающей разбившего коленку ребенка, произнесла: