Пять баксов для доктора Брауна. Книга вторая
Шрифт:
— И вот так, — сурово сказал Джейк и спрятал поднос подмышку (кухня обойдется, самому нужен), — будет с каждым. Claro?
— Claro-claro! — трусливо прошептал дортуар.
Через пару недель, в четверг, что ли, утро началось не совсем удачно. Во-первых, Д.Э. решился завести разговор с преподавателем арифметики относительно вознаграждения. Цифра была дохлая: сорок пять долларов в месяц. Это с учетом того, что арифметика ценится, как не забыл похвастаться собеседник, куда выше, чем гимнастика. Отобранное у вечно жующего толстого печенье было слабоватым утешением.
— Формуляр, мадам? — не успел собраться с мыслями Д.Э.
— На правильном заполнении формуляра занятий, — руки мадам Гландау сцепились на груди, — строится дисциплина. Ученики должны помнить, что все их промахи и достижения заносятся в формуляр. Учитель, в свою очередь, должен сравнивать результаты, сообразуясь с записями, чтобы…
— Я понял, мадам. Спасибо, что напомнили. Знаете, со всей этой разработкой программы как-то…
Ответом его не удостоили.
— Э-э-э, — Джейк повернулся к подопечным. — Кто раньше занимался формуляром?
— Мистер Бриксли, сэр! — отрапортовал ушастый Кокс. — И мистер Пенни, и мистер Лоудргрэйв. А мистер Гландау формуляр не вел, ему некогда.
— Безобразие какое-то, — проворчал новый преподаватель гимнастики.
Мадам согласно кивнула:
— Работы предстоит — видите сами.
— Будем исправлять, — решительно проговорил Д.Э. Саммерс и обозрел шеренгу. — Этот, как его…
— Бэзил, сэр. Хатчинсон, сэр, — пискнул толстый.
— Отлично, Хатчинсон. Ты назначаешься главным по записям. Сгоняй… то есть, сходи в мой кабинет, принеси сюда формуляр. Он в столе.
— Как? — испугалась мадам. — Вы хотите доверить документацию ребенку?
Джейк с тенью заботы на лице обернулся:
— Мадам, — строго обратился он к хозяйке. — Я вижу теперь, в чем заключалась ошибка моих предшественников. Никакой дисциплины, мэм. Так просто нельзя! Еще мой папенька говорил: никогда не делай за чадо то, что оно может сделать само!
Лицо мадам выразило внимание вежливое, но недоверчивое.
— Я прошу вас отнестись к моему заявлению со всей серьезностью, — тут Д.Э. придал голосу сокрушенный тон, который так любил похоронный церемониймейстер. — Теория — материя мертвая, мадам. Практика, практика, только практика. Только собственными руками можно постичь дело, которое должно преподать дитяти.
— Сэр! Да я в этом не понимаю ничего! — Хатчинсон испугался и достал из кармана спортивных брюк конфету.
— Вот и учись, — Д.Э. отобрал конфету и сунул в собственный карман. — Учись, мой друг, учись. Единственный способ научиться — взять и сделать. Бегом!
После этого он вновь повернулся к хозяйке.
— Ремесло, мадам, а любая хорошо сделанная работа есть ремесло, постигается только собственным его выполнением. Вы знаете, мой папенька всегда…
— Э-э… — мадам Гландау вежливо улыбнулась. — Я поняла, что вы имели в виду… Джейк. Очень хорошо. Прекрасно. Охотно обсужу эту тему с вами, когда найдется свободная минутка.
И мадам, показав в улыбке зубы, испарилась из зала.
Через минуту тихонько
— Где формуляр? — поинтересовался Д.Э. Саммерс.
Толстый Хатчинсон переминался с ноги на ногу.
— Не знаю, сэр!
— А кто за тебя будет знать?
Хатчинсон втянул голову в плечи.
— Но, сэр, там столько всяких документов!
Д.Э. Саммерс постарался сделать невозмутимое лицо. Он был в своем кабинете (если так можно назвать тесную каморку перед раздевалкой) два раза и каждый из них приходил в такой ужас от количества бумаг, которыми был забит стол и все полки шкафа, что, раскрыв наугад одну папку, немедленно ее закрыл и больше ничего не трогал.
— Все нужно делать самому, — учитель направился к кабинету, дернул ящик стола и выхватил верхнюю бумагу.
Почерк предшественника потребовал некоторых усилий. Наконец, при содействии Хатчинсона удалось примерно разобрать:
В графе «Успехи учащихся» сплошь стояло «удовлетворительно».
— Так, — сказал Д.Э. Саммерс, — Бэзил, пиши…
Но не успел учитель наставить неповоротливое дитя, опять явилась мадам Гландау — в сопровождении супруга.
— Класс! — командовал Джейк. — Сомкнули ряд! Разомкнули. Быстрее! На раз! На два! На три! Построились в шеренги!
(Господи, кому, зачем, какого беса нужны эти шеренги?) Деваться, однако, было некуда.
— Строимся в шеренги по четверо! Четверо первых — марш! Четверо вторых — марш! Четверо пер… и так далее, ребята. Следите за порядком номеров. На раз! На два!
Мадам так смотрела, что пришлось помаршировать самому. На раз. На два. На три. Наконец, супруги Гландау, негромко обсудив что-то между собой, соизволили удалиться.
— Этот, как тебя, — Джейк пощелкал пальцами. — Хаткинс… Хадсон… тьфу! Бэзил, дай сюда формуляр. Так. Ага.
— Мистер Саммерс, я же там ничего не понимаю!
— Скажи мне, только честно: сколько раз мистер, как там его, Лоудгрейв, брал в руки эту штуку?
Бэзил думал что-то очень долго.
— Раза три, сэр.
— Так, — распорядился Джейк. — Бери и переписывай. Да, как есть, так и переписывай.
— Тут же все одинаково, мистер Саммерс! Урок первый, урок второй…
— Ну так не будь бюрократом, переставь местами: напиши «третий», а передирай первый! Добавь графу «бег» — у тебя аккуратно получается, я видел.
— Ой, как?
Д.Э. пододвинул ему стул, усадил — почти насильно и вручил толстяку линейку.
— Вот так. Считай это повышением.
— А оценки как же? Я же не знаю!
— А кто за тебя будет знать, интересно? Ты класс видишь?
Хатчинсон поднял на учителя испуганные глаза. Он обливался потом.
— Вижу.
— Этого достаточно.
С этими словами учитель гимнастики вернул опущенным плечам плечам ответственного за документацию правильное положение, так, что тот взвыл, хлопнул его по спине, чтобы выпрямился, и вернулся в зал.