Пять дней после катастрофы. Жизнь и смерть в разрушенной ураганом больнице
Шрифт:
Понемногу принимать пациентов-афроамериканцев в больнице начали в 1968 году после того, как Южная баптистская конвенция одобрила и распространила заявление о недопущении расовой дискриминации. В ноябре следующего года больница стала участвовать в страховых программах «Медикэр» для людей преклонного возраста независимо от цвета кожи, чтобы «облегчить финансовое бремя, с которым связано оказание медицинской помощи пожилым пациентам», как пояснил один из представителей администрации в больничном бюллетене. В 1969 году федеральное правительство объявило о том, что Южная баптистская больница полностью соблюдает Закон о гражданских правах 1964 года. Решение присоединиться к страховой программе «Медикэр» положительно сказалось на финансовом положении лечебного учреждения. За первые же две недели после того, как оно вступило в силу, количество пациентов старше 65 лет в Южной баптистской больнице почти утроилось.
Однако напряженность, связанная с расовой проблемой, полностью не
Когда Дженни Бёрджесс, работая медсестрой в различных новоорлеанских клиниках, сталкивалась с недовольством со стороны пациентов, она поступала так, как считала правильным: стиснув зубы, сдерживалась, улыбалась и продолжала делать свое дело. Ее карьера была долгой. После выхода на пенсию она поселилась в доме престарелых «Флинт-Гудридж апартментс». Именно там во времена, предшествовавшие Закону о гражданских правах, располагалась больница «Флинт-Гудридж» – единственное частное лечебное учреждение в Новом Орлеане, где «негры» могли получить медицинскую помощь, а чернокожие врачи имели возможность работать, тем самым совершенствуя свою профессиональную подготовку.
Долгое время Дженни Бёрджесс ухаживала дома за больным братом и с возрастом заметно прибавила в весе. Хирургическая операция и химиотерапия приостановили развитие у нее рака матки. Она почувствовала себя значительно лучше и счастливо прожила два года. В начале августа 2005 года у нее возникла проблема с ногами – ей стало трудно ходить. Женщину положили в Мемориал, чтобы обследовать и выяснить причину необычной слабости. Вскоре у нее возникла непроходимость кишечника. Хирург в ходе операции вскрыл ей брюшную полость и обнаружил раковую опухоль в печени. Удалить опухоль не представлялось возможным. «Я не хочу жить при помощи аппаратуры», – заявила Дженни. Врач предложил ей подписать заявление об отказе от реанимации, и она это сделала. Затем у Дженни возникло воспаление (возможно, это было послеоперационное осложнение). Ее почки начали отказывать – не исключено, что таким оказался побочный эффект от применения антибиотиков, которые были использованы для борьбы с инфекцией. Если бы у Дженни перестали функционировать почки, сохранить ей жизнь можно было бы только с помощью диализа – процедуры, очищающей кровь. Дженни заявила, что категорически этого не хочет. Врач обсудил ситуацию с сестрой и любящей племянницей пациентки и в итоге поменял направленность лечения. Если до этого его целью было решение существующих медицинских проблем, то теперь главным стало обеспечение комфорта пациентки. Дженни выписали из реанимации и положили в обычную палату, как только появилась свободная койка. Ей прописали небольшие дозы морфия, чтобы она не страдала от боли.
Линетт, дочь Дженни Бёрджесс, уже более двадцати лет жила в Европе с мужем-итальянцем. Она часто общалась с матерью по телефону, но в Америке бывала редко, и ее визиты не всегда проходили гладко. Дело в том, что если Дженни Бёрджесс в свое время содействовала практическому осуществлению идеи расовой интеграции в новоорлеанских больницах, то Линетт в молодости делала то же самое в клубе «Плейбой», став в 1973 году первым афроамериканским «зайчиком». Поведение дочери вызывало стыд у набожной матери-католички, которую Линетт нередко называла «святошей». Это привело к многолетней напряженности в их отношениях и разногласиям по самым разным вопросам. Так что визит Линетт в больницу стал неким символом примирения.
Поскольку мэр настаивал на эвакуации подавляющего большинства жителей города, родственникам, которые доставили Линетт Бёрджесс-Гиди в больницу, не терпелось продолжить путь на запад. Пора было уезжать. Линетт сказала матери, что любит ее, поблагодарила за все, что та сделала, чтобы вырастить ее и воспитать. «Прости меня, и давай забудем обо всем плохом», – сказала Линетт Бёрджесс-Гиди. И добавила, что вернется навестить мать в среду.
Все
В отличие от многих других сотрудников, доктор Анна Мария Поу прибыла в больницу в первой половине дня в воскресенье налегке. С ней не было ни родственников, ни домашних животных, ни пакетов и сумок с далеко не самой полезной едой. Женщине-хирургу раньше не приходилось пережидать ураган в больнице. Поэтому, когда она добралась до Мемориала, ее поразила царящая вокруг суета, которую она расценила как крайнюю степень неорганизованности. Она нашла группу медсестер, работающих в операционном и реанимационном отделениях, и предложила им свою помощь в перемещении оборудования. Больница представляла собой целый комплекс, состоявший из главного корпуса, возведенного в 1926 году, и более поздних пристроек. Отдельно стоящее новое здание хирургического отделения было соединено с главным корпусом мостиком, который, как опасались представители администрации, мог рухнуть под ударами стихии.
Доктор Поу отдала указание перенести в главный корпус все запасы продуктов и лекарств, а также оборудование. Кроме того, она в срочном порядке обустроила операционные таким образом, чтобы при необходимости в них можно было работать и во время урагана.
Другие врачи разошлись по своим кабинетам, чтобы поспать, но Поу решила пока этого не делать. В конце концов, она прибыла в больницу, чтобы работать. «Когда будет подходящий момент, я подремлю на носилках вместе со всеми вами», – сказала она медсестрам. Несколько носилок специально разместили в пустующем кабинете эндоскопии, превратив его на время в комнату для сна. Медики, словно на пикнике, выложили на столы самые разные продукты. Им сказали захватить с собой еды на три дня – именно столько местные больницы и их персонал, согласно расчетам, смогли бы при экстренных обстоятельствах работать в автономном режиме. Под любопытными взглядами медсестер Анна Поу достала свои припасы – они состояли только из шести бутылок воды, упаковок с галетами и нескольких банок консервированного тунца. В руке у нее что-то блеснуло. «Что это?» – поинтересовалась одна из медсестер. «Консервный нож», – ответила Поу. Сестры удивленно загудели: по их мнению, того, что захватила с собой Поу, было явно недостаточно.
А дело было в том, что дома у Анны Поу ничего больше не оказалось, кроме минеральной воды, галет и рыбных консервов. Сама она никогда ничего не готовила. Хотя она была симпатичной, общительной и обладала хорошим чувством юмора, в ее сорок девять лет для нее главным в жизни была карьера хирурга.
Даже когда сама Анна еще не была в этом уверена, ее одноклассники по начальной школе предсказывали, что эта заботливая девочка, получавшая хорошие оценки, пойдет по стопам своего отца. Доктор Фредерик Поу родился в Доминиканской Республике, но вырос в Новом Орлеане. Он был известным в городе врачом-терапевтом. В семейном особняке, большом белом двухэтажном здании в колониальном стиле на Фонтенбло-драйв, он проводил не много времени. Его жена Жанетт была дочерью иммигрантов с Сицилии. Она родила одиннадцать детей, и доктор Фредерик Поу работал не покладая рук, чтобы прокормить их и обеспечить им достойное существование. Он принимал пациентов в здании на углу одной из улиц в районе Байуотер, который располагался на другом конце города. Жили там в основном рабочие. Иногда он вел прием до десяти часов вечера и возвращался домой после полуночи.
По выходным Фредерик Поу посещал пациентов на дому, и его жена поочередно отправляла вместе с ним Анну Марию и других детей, чтобы они могли проводить с отцом больше времени. Благодаря этому Анна Поу довольно рано узнала, что такое работа врача.
Анна была седьмым ребенком в семье, и ее старшие братья и сестры с удовольствием нянчили ее, когда она была маленькой. Им нравилось красиво одевать маленькую Анну и водить ее гулять на лужайку перед домом, а когда она подросла – по широкой тенистой улице в католическую школу Санта-Рита, чтобы там похвастаться своей сестренкой. Позже, став ученицей начальных классов этой школы, Поу внимательно слушала монашек, которые там преподавали. Они рассказывали про чистилище и про то, как важно быть хорошей. Одна из монашек часто показывала ученицам картинку, на которой был изображен совершенно белый снеговик. По ее словам, это была чистая, невинная душа. Потом монашка делала на нем грубую, некрасивую черную пометку и объясняла, что так бывает, когда человек совершает грех.