Пять дней
Шрифт:
— В самом деле?
— О, ради бога…
Нам принесли вино. Ричард поднял свой бокал и провозгласил тост:
— За Роже, Уэбстера, «Фанк и Вагналс», Оксфорд [21] и…
— Словарь синонимов… с которым я ложилась спать почти каждый вечер на протяжении всей своей учебы в старших классах.
— Полагаю, ваши родители этому не противились.
— Отец был математиком и предпочитал абстракцию конкретике. Поэтому ко всему, что касалось моей жизни, включая моего первого парня, он относился мило, с любовью и без интереса — не лез в душу.
21
Здесь
— И кем был ваш первый парень?
— По-моему, такого вопроса нет в бланке страхования жизни.
— Я и не знал, что мы заполняем анкету страхуемого лица.
— Хорошее вино. «Пино нуар». Надо запомнить.
— То есть вы намекаете мне, что не станете рассказывать про своего первого парня?
— Именно.
— Что ж, не буду настаивать. Однако когда у вас проснулась любовь к словарю синонимов?
— Купила его в четырнадцать лет. Две недели откладывала деньги из того, что зарабатывала приходящей няней. Двадцать долларов. По тем временам это было довольно большое состояние. Но словарь того стоил.
— За что вы его так ценили?
— С ним я забывала про все на свете. Вы когда-нибудь видели словарь синонимов?
— У меня их два.
— Тогда вы точно с приветом.
— Не спорю. А вы — нет?
— С приветом, еще с каким. Однако, возвращаясь к разговору о словаре синонимов… знаете, за что я его люблю? Он не такой косный и официозный, как обычный тезаурус. В нем есть и глубина, и широта в том, что касается эквивалентных слов. Настоящая находка для повернутых на семантике.
— Повернутые на семантике. Мне нравится.
— Это я и есть. Всегда такой была.
— Хотя ваше настоящее ремесло — естественные науки?
— Естественные науки — это «ремесло»?
— По-моему, любая деятельность — ремесло.
И снова я устремила на него пытливый взгляд, ибо редко встретишь человека, способного произнести столь выразительную фразу во время обычного разговора. Ричард заметил, что я по-другому смотрю на него. Он застенчиво улыбнулся, быстро нагнул голову, уклоняясь от моего взгляда, а я невольно подумала: о боже, неужели в моих глазах он прочел интерес или — того хуже — влечение? Я снова покраснела. А потом — теперь одно накладывалось на другое — заметила, что он увидел, как изменился цвет моего лица. Поэтому я попыталась разрядить атмосферу:
— Вы искусно играете словами…
— А я, похоже, вас смутил…
— Нет, это я сама себя вогнала в краску.
— Почему?
— Потому что…
Я не могла озвучить ему свою мысль: потому что вы умны и нравитесь мне, а вы не должны мне нравиться, на то есть десятки очевидных причин.
— Прежде мне никто этого не говорил, — сказал Ричард.
— Что?
— Что я искусно играю словами…
— Но жена ваша наверняка…
Едва эти слова сорвались
— Простите-простите, — поспешно сказала я. — Мне не следовало намекать…
— Вы ни на что не намекали. Вопрос вполне резонный. Я люблю слова. Люблю играть словами. Люблю живописать словами, хотя в повседневной жизни, если учесть характер моей работы, мне это редко удается. Да, было бы замечательно, если б мой партнер по жизни, моя жена, ценила мое умение играть словами. Но когда такое было, чтобы ваша супруга могла по достоинству оценить ваш образ мыслей? По-моему, тот, кто этого требует, хочет слишком многого. Не так ли?
Он произнес все это с такой легкостью, с такой иронией в голосе, что я невольно рассмеялась.
— Я не считаю, что вы требуете слишком многого, — возразила я. — Мой отец часто говорил, что одна из проблем умного человека состоит в том, что он непреднамеренно дает понять другим, что они дураки. Это, конечно, сильно задевает. То, что у вас есть способности, талант, особое видение мира — все то, чего, по их мнению, у них нет.
— Умение играть словами вряд ли можно назвать талантом. Это скорее хобби. Как коллекционирование моделей поездов, марок или старых авторучек.
— Это более интеллектуальное занятие, чем все вышеперечисленное.
— Значит, вы считаете себя интеллектуалкой?
— Едва ли.
— Вот видите! Мы с вами сшиты из одной ткани производства штата Мэн. Оба увлекаемся семантикой. Оба можем часами исследовать мир синонимов. Оба обожаем родной язык. Но ведь это не значит, что мы с вами умные люди, верно?
Я кивнула с улыбкой:
— Точно.
Я подняла бокал, он поднял свой, мы чокнулись.
— За низкую самооценку, — сказала я.
— Иными словами, за коварное искусство недооценивать себя.
— Вы пишете?
Мой вопрос, казалось, ошеломил Ричарда.
— Почему вы спрашиваете?
— Интуиция. Ваше знание языка, любовь к языку…
— У меня почти нет опубликованных вещей…
— Но вы писали, пишете?..
Ричард поднес ко рту бокал, осушил его.
— Четыре месяца назад один мой рассказ напечатали в малоизвестном журнале в Портленде.
— Но это же здорово. Что за журнал?
— «Портленд магазин». О стиле жизни. Рекламирует роскошные рестораны и магазины. Дома и квартиры со стильными интерьерами. Отели, в которых можно провести романтический уик-энд. Всякое такое.
— И в вашем рассказе тоже фигурировали роскошные рестораны, дома со стильными интерьерами и романтические уик-энды в гостиницах на побережье, где приносят завтрак в постель?
Ричард улыбнулся:
— Что ж, сам напросился.
— Вы извиняетесь за то, что вас напечатали в журнале, который пишет о стиле жизни?
— Ну, это же не «Нью-Йоркер». [22]
— Возможно, и там вас однажды напечатают.
— Мечтать не вредно.
— Нужно мыслить позитивно, — сказала я.
22
«Нью-Йоркер» (The New Yorker) — литературно-публицистический журнал-еженедельник, издаваемый в Нью-Йорке. Основан в 1925 г.