Пять экспонатов из музея уголовного розыска
Шрифт:
На счету шайки, помимо хищений и незаконного вывоза за границу произведений искусства, оказалось и три убийства. В погоне за деньгами дельцы не гнушались ничем - ни мошенничеством, ни шантажом, ни убийством.
Состав шайки оказался весьма пестрым. В нее входили широко известный до революции аферист международного класса Клотц, его жена, профессиональный убийца Зубков, налетчики Федоров-Козлов, Буй, Ратнер, контрабандисты, воры, мелкие жулики и самый настоящий князь, которого некогда знали все русские коллекционеры.
Когда Василий Петрович
– Неужто тот самый?
– Он.
– Просто не могу поверить!
– Факт, Василий Петрович, факт.
– Но ведь тогда это значит…
– Пока еще ничего не значит, - поспешно сказал Усольцев.
– Ладно, не буду, - вздохнул Василий Петрович.
– Вы его уже арестовали?
– Покуда еще нет. Но деваться ему некуда. Руки он на себя не наложит, не из тех, за жизнь зубами держится. Это все его кореша в один голос говорят. А так… Куда ни кинь - везде клин. И в квартире на Кадетской улице засада, и на Рыбацкой, и на Дегтярной. В Ораниенбауме - там у него любовница живет - наши тоже предупреждены. Куда он денется?
– Послушайте, Граня, если он действительно приобрел…
– Молчок!
– не дал договорить Белову Усольцев.
– Не будем искушать судьбу.
– Ладно, не будем, - согласился Василий Петрович.
– Но ведь вы меня лишили покоя.
– Что поделаешь!
– Наведываться мне сюда можно?
– В уголовный розыск - хоть каждый день. А вот мне мозолить глаза не надо. Я что-то нервным стал.
Белов и раньше частенько бывал по всяким делам в Петрогуброзыске, но теперь он ходил сюда как на работу - к восьми утра.
Больше всего его приходу радовался общепризнанный поэт Петрогуброзыска - агент второго разряда Сеня Покатилов.
– Минутку, Василий Петрович!
– перехватывал он Белова, когда тот появлялся в дежурке.
– Слушайте!
– И с завыванием, как и положено настоящему поэту, читал:
На ниве великой борьбы зародилася
Под звуки ликующих струи Октября,
Милиция Красная,
Сила бесстрашная,
Ты Армии Красной сестра.
– Это я к лозунгу об увеличении партпрослойки, - объяснял Покатилов.
– Здорово?
– Ну, если к лозунгу, - мялся Бастилии Петрович, - то конечно.
– А вот еще, всю ночь на дежурстве сочинял:
Служу я оком пролетарской власти,
Я родом из среды рабочих и крестьян.
Сторожевою цепью мои части
Родной Республики обороняют грань.
– Тоже к лозунгу?
– А как же! К призыву об орабочивании милицейских кадров, - гордо сообщал Покатилов.
Отделавшись от поэта, Василий Петрович по широкому коридору проходил мимо кабинетов и сворачивал в обширную канцелярию стола приводов, где его уже ожидала пишбарышня - так в те времена именовали машинисток - Сонечка Прудникова.
Прудникова считалась самым информированным человеком в Петрогуброзыске. Она всегда была в курсе оперативной обстановки во всех районах города, знала, что сообщалось за неделю
Соне достаточно было мимолетного взгляда, чтобы безошибочно определить, в каком настроении прибыл сегодня на работу начальник Петрогуброзыска, что можно ждать от начальника стола приводов, будет ли галантен агент первого разряда Мирошниченко и прочтет ли ей свои стихи агент второго разряда Сеня Покатилов.
Василий Петрович здоровался с Сонечкой и задавал неизменный вопрос:
– Ну как?
– Пусто, - отвечала Сонечка.
– Гуляет князь. Но вы не огорчайтесь: из всех начальников бригад Усольцев самый удачливый.
Это было не совсем так, вернее, совсем не так. Фортуна никогда Усольцева не баловала. Но Сонечка всегда была неравнодушна к начальнику Первой бригады Петрогуброзыска, и ей хотелось сделать что-либо приятное для Василия Петровича.
– Может, зайти к Усольцеву, а?
– размышлял вслух Белов.
– Не советую, - качала головой Сонечка, и Василий Петрович знал, что она права: ни к чему было теребить сейчас Евграфа. Ничего не поделаешь, надо ждать.
Но вот однажды Сонечка в ответ на вопрос Василия Петровича продекламировала новые стихи Покатилова:
В годах борьбы, невзгоды и напастей
Не покидал свой пост милиционер, -
Он твердо знал, что бережет путь к счастью -
Коммуны светлой охраняет дверь.
– Неужто взяли?
– догадался Василий Петрович.
– Взяли, - подтвердила Сонечка.
– В четыре часа утра. Васильев и Битюгов. Браунинг у него был, но выстрелить не успел, отобрали. На Кадетской улице в засаду попал.
– Кто его будет допрашивать?
– Усольцев, кто ж еще? Его же бригада это дело разматывает.
– А когда допрос, не знаете?
– Как это не знаю!
– оскорбилась Сонечка.
– Конечно, знаю. Минут через десять-пятнадцать его Митрофанов поведет.
И действительно, через пятнадцать минут мимо стоявшего в коридоре Белова милиционер провел в кабинет Усольцева плотного человека среднего роста. Щеки князя были покрыты неряшливой седой щетиной. По меньшей мере, он не брился дня три-четыре.
Со времени их последней встречи князь сильно постарел. Белова он, кажется, не узнал, а может быть, не захотел узнать. Белов сильно волновался. Еще бы, вполне возможно, что сейчас за дверью этого кабинета будет наконец подведена черта под историей, над разгадкой которой бился сам Белов, его отец и Евграф Усольцев. Но захочет ли князь сказать правду?
– А теперь, - сказал мне Василий Петрович, - не будем мешать Евграфу Николаевичу Усольцеву работать, оставим его наедине с задержанным князем и поговорим о геммах - резных драгоценных и полудрагоценных камнях. Я, конечно, понимаю ваше желание оказаться сейчас в кабинете Усольцева и присутствовать при допросе князя. Но наберитесь терпения. Всё в своё время. Не надо слишком торопиться и торопить события.