Пять граммов бессмертия (сборник)

В одном городе решили организовать зоопарк. Мэр этого города – человек, приятный во всех отношениях – в детстве очень любил животных и мечтал, чтобы в их маленьком городке был зоопарк. И эту свою мечту он пронес через всю жизнь, а, когда стал мэром, у него появилась реальная возможность ее осуществить.

Сказано – сделано! И через некоторое время в небольшом скверике

на берегу речки появился дом для зверей. Впрочем, зоопарком его пока назвать было трудно, ведь кроме территории, огороженной металлическим заборчиком, двух павильончиков для кассира и туалетов ничего и не было. А самое главное – пока не было самих зверей!

Но мэр, а звали его Пал Палыч, был, к тому же, человеком ответственным, и уж коли чего задумал, не успокаивался, пока не достигал максимального результата. А задумал Пал Палыч собрать в своем необычном зверинце представителей фауны со всех континентов. Но, поскольку для этой его идеи места было явно недостаточно, то пришла ему на ум одна безумная мысль: все звери в его зоопарке должны быть очень-очень маленькими… ну, как кошки, к примеру.

На эту мысль Пал Палыча навела статья, прочитанная им в одном научно-популярном и достаточно серьезном журнале. В ней говорилось об удивительном открытии, сделанном учеными-археологами, обнаружившими очень древние захоронения карликовых (ростом не более метра) людей и таких же животных. Например, были обнаружены останки древнего слона величиной с современного дога!

Позвал мэр к себе на прием своего зама по специальным вопросам – Андрея Петровича, которого за глаза по-дружески называл Петровичем или просто – Спецом, и поставил ему задачу: найти способ превратить огромных животных в маленьких и почти ручных, и доставить их в зоопарк как можно скорее.

Пал Палыч знал, что заму можно было поручить все, что угодно, не опасаясь, что тот завалит дело. Петрович был, что называется, Специалистом с большой буквы, мастером на все руки, обладающим абсолютным чувством долга и ответственностью за порученное дело.

Это был поджарый, чуть выше среднего роста мужчина лет сорока – сорока пяти, с рыжеватыми усами и волнистыми, с ранней проседью, темными волосами. Его умные карие глаза на скуластом лице, всегда серьезные и внимательные в кабинете начальника, были готовы тотчас же прищуриться в открытой добродушной улыбке, стоило ему только отвлечься от серьезных городских дел. При этом у его глаз собирались веселые лучики морщинок, а упрямый, немного раздвоенный подбородок уже не придавал его лицу суровый вид.

Спец обладал завидной энергией и природным чувством юмора, любил позубоскалить и посмеяться. Одевался он просто, любил джинсы и куртки, но эта некоторая небрежность в одежде нисколько не портила его, а наоборот – только подчеркивала его спортивность и легкость. В мэрии его уважали и ценили все – от уборщицы тети Клавы до мэра Пал Палыча.

Поскреб Спец затылок и сперва, было, приуныл, – ведь задача-то непосильная, а не выполнить ее нельзя: очень он не хотел огорчать любимого начальника. Но потом повеселел, потому что вспомнил про свою дальнюю родственницу – весьма древнюю старуху, которая жила вот уже лет 90 безвылазно в маленькой заброшенной деревушке на краю света. Ведь по слухам была та старушка самой настоящей колдуньей!

«А что, надо попробовать, уж если не она, то

и никто мне не поможет!» – решил Спец. Оформил командировку и поехал к той колдунье. А чтобы не являться к ней с пустыми руками, прихватил с собой нехитрые подарки: тульские пряники, шоколадные конфеты «Мишка на севере» и пуховую шаль – а что еще можно подарить особе столь почтенного возраста?

Долго добирался Петрович до места и наконец, с горем пополам, он все-таки вышел к старой покосившейся избушке. Удивительно, но в той заброшенной деревеньке почему-то кроме двух одиноких избенок да старого колодца с неизменным журавлем ничего и никого больше не и было! Даже собак!

Постоял он недолго в нерешительности возле одной из них, почесал в затылке, да и постучал осторожненько в дверь. Никто не отозвался. Тогда Спец тихонько толкнул дверцу, и она со скрипом, словно нехотя, приоткрылась.

В темной горнице также никого не оказалось. Посередине стоял по виду еще крепкий дубовый стол, покрытый когда-то белой, но давно застиранной салфеткой. На стене висели допотопные ходики, которые, впрочем, не ходили. В углу, за рваной занавеской, угадывалась большая русская печь. Напротив нее, в другом углу, где должна была находиться икона, стоял большой горшок со странного вида растением: его продолговатые листья были словно изъедены молью. Над столом низко нависала лампа с большим абажуром. Все пребывало в некотором запустении, как будто бы в избе давно не живут. Потоптавшись на месте, Спец решительно подошел к столу, придвинул тяжелый табурет, стряхнул пыль с салфетки и достал из дорожной сумки гостинцы, приготовленные для старухи.

«Я просто немного подкреплюсь», – сказал он сам себе. – Все равно у старухи наверняка есть нечего, да, может, и не живет она здесь уже».

Поев, Спец завалился на холодную печь как был в одежде, укрылся пуховой подарочной шалью и мгновенно уснул.

Проснулся он от ощущения, что на него кто-то смотрит. Спец открыл глаза и вздрогнул от ужаса: прямо ему в лицо уставились злобно горящие глаза на старой сморщенной физиономии с крупным шишковатым носом и кустистыми бровями. Криво усмехнувшись, бабка, – а это была именно она, прошамкала:

– А чего это ты, мил-человек, мой харч стрескал? Али терпежу не хватило? А может, не мне вез?

– Вам, бабушка, как не вам! Простите, Христа ради! Думал, уж померли вы!

– А ведь ты врешь! – немного подумав, процедила старуха. – Ну, да ладно. Говори, зачем пришел… хотя я и так знаю. Или сумлеваешься? – старуха хищно усмехнулась, обнажив при этом ярко-желтый клык.

Спец промолчал, с недоумением следя за старухой, которая прошаркала к кадке со странным растением.

– Хошь табачку-то, а? – подмигнула бабка. – Хор-р-роший самосадик! А скусный какой! Да и не простой он…

Старуха сорвала пару листков, размяла их между пальцами, сложила в неизвестно откуда появившийся крохотный кулек и, ловко скрутив козью ножку, достала из тряпья у себя на животе изогнутую, как дуга, спичку. Помусолив самокрутку во рту, старуха вдруг с треском чиркнула спичкой о свой страшный клык. Вспыхнул огонек и с шипением перебежал на поднесенную цигарку, а старуха с укором произнесла:

– Не веришь-таки! А зря! Щас докажу!

Она сделала пару шагов в направлении Спеца, при этом глубоко затянувшись и, кашлянув, глядя прямо в глаза, вдруг голосом Пал Палыча забасила: