Пять имен. Часть 2
Шрифт:
Воля твоя, парень, можешь не верить, считай что я тебе наврал сказку.
Нет, с тех пор я не выходил ночью. Не хватало духа, а случая не представлялось… Вот такие пироги.
Темнеет… Хочешь — ночуй у меня. В сарае найдется второй тюфяк. О чем я думаю? Не твоя печаль. Ну, мне кажется, что такие города горят ой, как плохо. Да и мало ли в Ночной Логрии городов.
Представляешь, Логрия соединится, а вторая половина — такая. Собаки, рвы… Ну, да и рукава закатанные.
Молиться надо. Ничего поделать нельзя.
Э, постой! Ты куда? Дурак, что ты в одиночку сможешь? Вот, один уже допрыгался.
Подожди, я возьму короб. Товар… Да гори он, товар синим пламенем!
Парень! Стой. Я с тобой!
Ты что, ревешь что ли? Ну ладно, показалось. Дай мне руку, а то я робею.
КНИГА СНОВ ГУАЛТЬЕРО РОТА
флорентийские новеллы XIV века
Предисловие к ста новеллино, записанных Гуалтьеро Рота, гражданином Флорентийской Республики
Одна и та же жалоба преследует меня, где бы я ни оказался.
Бедняки и "жирный народ", [5] старухи на рынке, и проповедник из церкви Аннунциата деи Серви, иначе называемой Церковью Рабов Господних; все твердят: "Мадонна, нам выпало жить в тяжелые времена!".
— Сколь тяжелое время — нет ни одной войны! — говорит наемный солдат, очищая меч от ржавчины.
— Сколь тяжелое время: воздух чист от чумных испарений, я уж согласен на простуды, оскомины, брюшные хвори, целый день провожу я в ожидании — и хоть бы один негодяй пришел ко мне со своим жалким чирьем! — говорит лекарь, протирая свои склянки.
5
«ЖИРНЫЙ НАРОД» — popolo grasso, пополаны — городское название именитых и богатых горожан, имеющих голос в городском совете Флоренции, называемом Синьорией. Различали три типа горожан. Помимо уже упомянутого, были так называемые «mezzano genti», то есть «средние люди» и низшие, внецеховые работники и городские маргиналы «ciompi» (чомпи), в буквальном переводе: «отрепье, оборванцы».
— Сколь тяжелое время, саранча словно забыла наши поля, белая плесень не посещает виноградники, крысы не точат амбары, урожай возмутительно хорош, коровы не бесятся, овцы не дохнут от кашля, цены падают, и если такое положение вещей продлится еще полгода — я буду разорен — говорит торговец, считая скудный барыш.
— Сколь тяжелое время наступило, а в дни моей молодости реки текли молоком и медом, женщины были уверены, что галка у них под юбкой служит только для испускания мочи и утех с законным мужем, весы и меры были точны, и даже священники были образованы и целомудренны, как единороги, — говорит старый хрыч и множество людей слушают его и начинают нюнить, рюмить и ругательски ругать наши тяжелые времена.
Скоро Флоренцию Цветущую можно будет переименовать в Лакренцию Слезоточивую, город кашлюнов, рогоносцев, плакальщиц и юношей, которые до срока стали сухим изюмом, так и не побыв сочной виноградиной.
Только наши смешные пороки, природная леность души, зависть, жестокость и страх отягощают времена. Время легко, как пух, и прозрачно, оно проносится мимо нас и еще никто не видел его. Как говаривал покойный мессер Франко Сакетти, сочинитель "Трехсот Новелл", черную желчь меранколии прогоняет легкое и приятное чтение, люди любят послушать о необыкновенных вещах, и рассказы пугающие должны сменятся утешительными, ибо гроб рано или поздно надо выносить из дома и накрывать пиршественный стол для живых.
После книг мессера Джованни Боккаччо, мессера Сакетти и старых сборников, наподобие "Цветка Новелл" Франческо да Барберино, я, человек невежественный и грубый, собрал книжечку для чтения простую, из тех историй, что женщины переносят на своих языках от одного городского фонтана к другому, или тех басен, какими стращают друг друга ученики и подмастерья.
Кое-чему я сам был
Что же касается языка, то избрал я народную тосканскую речь, которая щедра, как грудь родившей женщины — не одного славного сына вскормила она.
Кроме того, мой отец, передавший мне часть историй, имел обыкновение в воскресные дни приходить на площадь Санта Мария Новелла в пестром наряде, с собакой, попугаем и хорошо настроенным гитерном.
Взобравшись на бочку, он собирал вокруг себя зевак и начинал рассказывать, делая это, в отличие от жонглеров, весьма искусно и без какой либо выгоды, потому что в будние дни был смирным аптекарем и не нуждался в подаянии.
Отец мой владел языком Тосканы столь бесподобно, что мог рассмешить человека, и тут же напугать его до пота.
Я хочу, чтобы меня читали люди легкого и бойкого ума, а не те знатоки, которые что корчат из себя рассудительных цензоров и разборчивых ценителей. Ведь они подобны перекормленным боровкам, что воротят нос от простой пищи. Женщины вольны выбирать себе полюбовников по своему вкусу и прихоти, как жаль, что книги не могут выбирать себе читателей с той же ветреной легкостью.
Рассказывают, что мессер [8] Джованни да Биччи, иначе именуемый Медичи, [9] отец мессера Козимо, вступив в должность гонфалоньера Республики, призвал к себе ювелира Луку деи Кастеллани, искуснейшего из мастеров города и заказал ему простой венец из сплава арабской стали и серебра, украшенный тремя индийскими агатами, цвета гранатного вина.
6
Венец Монны Флоренции действительно существовал на протяжении всего времени существования Флорентийской республики, был уничтожен последователями Саванаролы, «плаксами» на одной из церемоний "сожжения сует".
7
"МОННА ФЛОРЕНЦИЯ" — такая же персонификация города, как знаменитая "Мама Рома" у римлян, или "Москва- Матушка, Питер-батюшка" — русских присловий. Монна — обращение к замужней женщине.
8
МЕССЕР — обычное обращение к именитым гражданам, сер — обращение, применимое к среднему классу, маэстро — обращение к мастеру цеха, художнику или музыканту.
9
СЕМЬЯ МЕДИЧИ — Семья Флорентийских банкиров и купцов, начинали с небольшой меняльной лавки при аптеке на Старом Мосту — Понте Веккио во Флоренции. С конца XIV века и по 1569 были правителями сначала Флорентийской Республики, потом, после переворотов 1530-33 гг — герцогством Тосканским и Флорентийским.
ДЖОВАННИ ДИ БИЧЧИ по прозвищу «Медичи» — то есть «Аптекарь» -
Принцепс республики на протяжении двадцати лет. Стоял у истоков диктатуры Медичи. Сыновья: Козимо и Лоренцо.
Последнего не путать со знаменитым Лоренцо Медичи Великолепным, племянником его
Маэстро Лука был человеком злоязычным, ехидным и въедливым. Вернувшись домой, он рассказал своим ученикам о заказе и прибавил, хлопая себя по ляжкам:
— Вот, судите сами, дети мои, как Медичи опьянились властью! Теперь будут украшать медные свои лбы дорогими каменьями, и чваниться, как вороны в павлиньих перьях.
Ученики разнесли сплетню по городу. Вскоре люди заговорили о том, что Медичи взалкали единоличной власти, попирают законы Республики и желают королевских почестей.