Пять из шести
Шрифт:
— Ты что, Остроухова, считаешь, что я тебе свои деньги предлагаю? Ну, так я тебе скажу: деньги эти казённые, выделены специально для подобных случаев, поэтому бери, не стесняйся.
В этот раз Маша выбрала не пирожные, а торт, на который давно уже заглядывалась. Стоил он гораздо дороже выделенной Петром Петровичем суммы, и Маша без колебания добавила свои деньги. Инга Яновна, посмотрев на торт, печально улыбнулась и сказала по-русски:
— Расставания всегда наследуют встречам. Проходи, Машенька. Всё что я хотела тебе сказать по-французски и по-испански, я уже сказала. Сегодня будем говорить только на русском языке.
Последний раз в присутствии Маши Инга Яновна говорила по-русски с Петром Петровичем в день их знакомства. Тогда Маша не обратила
— Инга Яновна, откуда у вас этот акцент?
— А ты сама как думаешь, — печальная улыбка сделала морщинки на лице более заметными, — в каком случае человек говорит на родном языке хуже, чем на иностранном?
— Ну, не знаю… — задумчиво произнесла Маша, — наверное, когда он очень долго прожил за границей?
— Вот ты сама и ответила на свой вопрос, — вновь улыбнулась Инга Яновна.
— Так вы?..
Маша не осмелилась продолжить и Инга Яновна сделала это за неё.
— Я, Машенька, больше тридцати лет прожила вдали от Родины. Ты, конечно, слышала про разведчиков-нелегалов?
Маша кивнула.
— Впрочем, что это я? — пожурила сама себя старушка. — Ведь про это издано столько книг и снято столько фильмов. Один Штирлиц чего стоит. Он, конечно, не настоящий, выдуманный, но хорош, хорош…
— Но ведь были ещё Зорге, Абель, — напомнила Маша.
— Да, конечно, — кивнула Инга Яновна, — эти были настоящие, герои.
Маша с удивлением и восхищением смотрела на седую старушку. Кто бы смог распознать в ней героическую разведчицу?
Инга Яновна перехватила её взгляд и покачала головой.
— Не смотри на меня так, девочка. Да, я провела за границей долгие годы, но ничего героического так и не совершила.
— Но почему? — вырвалось у Маши. Она тут же спохватилась и смущённо произнесла: — Извините.
— Тебе не за что извиняться. Вопрос ты задала правильный. Я часто сама себе его задаю: почему? Я уехала из Союза, когда мне было двадцать пять лет. Я мечтала о подвиге во имя Родины, и очень долго верила в то, что моё мгновение ещё придёт. Ты знаешь, девочка, разведчику редко удаётся совершить больше одного стоящего поступка. Чаще ты или занимаешься сбором второсортной информации, или перепроверяешь информацию, добытую кем-то другим, или просто ждёшь, когда Центр о тебе вспомнит и даст новое задание. Так получилось, что две трети срока, что я пробыла за рубежом, пришлись на ожидание ответственного задания, а одна треть на ожидание разрешения вернуться на Родину.
Сегодня Пётр Петрович лично заехал за Машей, чего не делал уже давно. По дороге на вокзал он, глядя на её задумчивое лицо, признался:
— Это я, Машенька, попросил Ингу Яновну рассказать тебе свою историю.
Маша повернула к нему лицо.
— Зачем?
— А ты не догадываешься? Я хочу, чтобы ты знала: наша профессия далеко не всегда отмечена подвигами и наградами. Впрочем, у Инги Яновны награды есть: орден и две медали.
— За сорок лет, — задумчиво произнесла Маша.
— Да, почти за сорок лет. Да, на её долю выпало совершить только один подвиг: за столь долгий срок избежать провала. Да, добытые ею сведения ни разу не были сверхважными, но нужными были всегда. Учти всё это перед тем, как примешь окончательное решение. Если ты его изменишь, я буду огорчён, но отнесусь к этому с пониманием.
Майор Максимов
После окончания школы пути сестёр Остроуховых разошлись. Маша пошла учиться на Штирлица, а Катя закрепилась в составе национальной сборной по художественной гимнастике, попутно учась на филфаке. Она по-прежнему грезила лаврами олимпийской чемпионки. Но когда осыпались листочки нескольких календарей, а она, продолжая ходить в «перспективных», по-прежнему оставалась в тени более удачливых подруг, Катя не на шутку встревожилась. С такими темпами из подавальщиц надежды можно запросто перекочевать в подавальщицу одежды. И тут ей, казалось,
Найти сестру, работая в Конторе, оказалось совсем не трудно, тем более что Катю никто особо и не прятал. Её незавидное положение определялось не столько крепостью запоров, сколько ворохом грамотно составленных документов, под каждым из которых стояла Катина подпись.
Именно это втолковывал Маше на протяжении последних пятнадцати минут её непосредственный начальник.
— Ты пойми, — увещевал он набычившуюся сотрудницу, — нет у нас законных оснований требовать возврата Екатерины Остроуховой на Родину до истечения срока её контракта после того, как она оформила двойное гражданство.
— А срок контракта истекает через тридцать лет, — продолжила за ним Маша.
Майор вздохнул.
— Это ещё не факт, что через тридцать. В её контракте прописано, что он автоматически продлевается, пока не будут погашены все неустойки. А за такой срок их сумма может существенно возрасти.
— И это вы считаете законным? — возмутилась Маша.
— Я так, конечно, не считаю, — вздохнул майор. — Но для досрочного расторжения контракта нужны очень веские основания.
— Какие? — спросила Катя.
— Ну, если принимающая сторона будет уличена в нарушении своих обязательств по контракту.
— И каковы эти обязательства? — спросила Маша.
— Гарантированное вознаграждение, кстати, довольно высокое. Проживание в отеле не ниже определённого уровня и кое-что по мелочам.
— И что, они всё это соблюдают? — удивилась Маша.
— Представь себе, да. По крайней мере, это следует из бумаг, под которыми стоит подпись твоей сестры. Другой разговор, что неустойка поглощает всю зарплату. Ну, тут твоя сестра сама виновата, надо смотреть, что подписываешь.