Пять капель смерти

Чиж Антон

Вижу, сейчас меня живьем съедят. И откуда такие вредные личности берутся? Говорю:

— Михаил Семенович, не скромничайте, а то кое-кто меня взглядом сейчас до кишок прожжет. Рассказывайте о найденных алкалоидах. Для кое-кого напоминаю: алкалоиды — это яды растительного происхождения.

— Совершенно верно, коллега, — Цвет кивает. — Именно к алкалоидам относятся обнаруженный мною эрготамин и сфацелиновая кислота.

— Что это такое? — Ванзаров спрашивает.

— В состав смеси входит спорынья…

Ванзаров

когда-то рассказывал мне о своей юности и визитах к бабушке в имение. Было ему лет пятнадцать. Как-то раз великолепным летним днем, выйдя в поле, в котором уже колосилась рожь, Родион сорвал полный стебель и заметил среди наливавшихся зерен черные закорючки, похожие на засохших червячков. Они торчали между зерновых коробочек, как рога, проросшие из колоса. Родион выдрал один из них и понюхал: запах был странный, как от сырого гриба. Ему захотелось попробовать на вкус, но деревенский мальчишка выбил из рук, сказав, что это — спорынья. Скрючит так, что погибель. Наверняка сейчас он вспомнил историю детства.

— Значит, спорынья? — спрашивает.

— Да, паразитный грибок Claviceps purpurea Tulasne из отдела сумчатых Ascomyceteae и группы Pyrenomyceteae, — отвечает Цвет. — Спорынья — довольно странный и не до конца изученный представитель грибного мира. Целительные свойства спорыньи давно известны, препараты на ее основе применяют для облегчения и ускорения родов. В продаже можно найти водный экстракт спорыньи «эрготин Бонжана», который используется при мигренях. Его отпускают в любой аптеке. Но если спорынью принимать в большом количестве, наступят необратимые последствия.

— Мгновенная смерть?

— К сожалению, смерть будет долгой и мучительной. Неизлечимые болезни, именуемые «злая корчь», «рафания» или «огонь святого Антония», вызываются употреблением спорыньи. Болезнь протекает исключительно тяжело. Кажется, что по телу бегают ледяные муравьи. Потом у человека начинаются судороги, кровавая рвота, понос и в довершение — чудовищный жар, омертвение конечностей и сухая гангрена. В Средние века в Европе бушевали эпидемии, вызванные употреблением спорыньи. Да и в российских губерниях происходило подобное еще десяток лет назад.

— Не понимаю, как спорынья в таком количестве попадала к людям.

— С мукой. Хлеб, зараженный спорыньей, шел на мельницы, оттуда в хлебные печи. Думаю, этот грибок еще преподнесет ученым сюрпризы. В вашем случае он не мог быть причиной смерти.

— Как это понимать, Аполлон Григорьевич?

То есть Ванзаров меня спрашивает: смесь, именуемая сомой, на самом деле не могла убить Наливайного и Толоконкину. Значит, отравление ядом констатировать нельзя? Значит, великий Лебедев ошибся?

Пришел час торжества науки над домыслами логики.

— Нет, это не отравление! — заявляю, и Цвет мне согласно кивает.

Тут наш умник зашел в тупик и спрашивает:

— Тогда что?

— Та самая смесь…

Ну, вы понимаете… Не яд, а сильнейшее, я бы сказал, чудовищное наркотическое средство.

Вот загадали задачку! Каждый чиновник полиции знает, что наркотические средства безвредны и применяются для обезболивания: без хлороформа, закиси азота, бромистого этила, эфира, атропина, морфия невозможно представить современную медицину начала двадцатого века. Конечно, отдельные эксцентричные натуры не могут жить без укола морфия. Но это безопасные и ленивые создания, плавающие в собственных снах. Никакой угрозы для общества не представляют. Тем более что морфий продается в любой аптеке.

Я бы его еще помучил, но добрейший Цвет пришел на выручку:

— Средство, которое я изучал, судя по всему, сильнейший растительный наркотик. С ним не сравнить ни листья коки, ни высушенный сок мака, называемый гашиш, ни открытый в Мексике семь лет назад Людвигом Левином кактус пейотль.

— Как насчет имбога, коллега? — подсказываю.

— Экстракт этого африканского растения, завезенного в Европу в середине прошлого века, значительно слабее. Алкалоид из него выделили четыре года назад, а чтобы Tabernanthe iboga подействовала, надо съесть очень много коры.

— Подозреваю, что эта жидкость даже хуже вещества под названием «героин», синтезированного из морфия некой швейцарской компанией Bayer, — говорю.

Нашему славному Ванзарову надоело играть роль несмышленого ученика:

— Господа, если это вещество — сильнейший наркотик, а не яд, как вас тогда понимать? В чем опасность?

Цвет пенсне надел, тут же снял в нерешительности и говорит:

— Сознание человека подвергается решительному изменению.

— Последствия могут быть непредсказуемы, — добавляю.

Могло показаться, что мы заранее отрепетировали свои партии. Но суть дела от этого не менялась. Как и обещал, преподнес сюрприз сыщикам-зазнайкам.

— В русской литературе есть яркий пример последствий регулярного приема наркотиков, — говорит Цвет.

— Не припомню, — Ванзаров ему.

— Анна Каренина. Бедняжка принимала морфин и опиаты, отчего и бросилась под поезд в состоянии помрачения рассудка. Граф Толстой, видимо, хорошо представляет, как это происходит.

— К счастью, наркотическими средствами у нас балуются лишь обеспеченные господа и некоторые художественные натуры, — подхватываю. — Простой люд водочку пользует. Но если народ начнет употреблять наркотики, мы утонем в море преступлений.

Как часто бывает, все замолчали. Наконец Ванзаров не выдержал и спрашивает:

— Доктор, что вы знаете про сому?

Цвет отвечает:

— Вы имеете в виду мифическое растение? Видите ли, я ученый и не занимаюсь сказками. Для меня «soma» — это греческое слово, обозначающее всю совокупность клеток растения. Извините, если огорчил вас.