Пять Колодезей
Шрифт:
— Лови, лови конец! — крикнул Пашка.
Веревка упала рядом со Степой.
— Ну, цепляйся же, цепляйся скорей, — горячилась побледневшая Любаша.
Степа, держась одной рукой за куст травы, другой схватил конец веревки и намотал ее на кисть.
— Ну, держись крепче, — предупредил Пашка и вместе с Любашей потянул канат.
Осторожно, чтобы не вызвать нового обвала, Степа выполз на поверхность и встал на ноги. Только теперь он оглянулся назад и увидел в зиявшей дыре высокую желтую стену. Ноги его дрожали, сердце бешено колотилось.
— Тю, ты что, опупел? Уходи оттуда скорей! А то грохнешься в эту штольню. — Пашка решительно потянул веревку к себе.
Через несколько минут все трое шли по дороге.
— Это я виноват, забыл вам сказать, — признавался Пашка. — Тут всюду по берегу эти чертовы «волчьи» штольни, целый подземный город.
— А почему они «волчьи»? — поинтересовался Степа.
— Камнерезы так заброшенные штольни называют.
— А где же в них ход? С моря, что ли?
Степа недоумевал. Всюду ровное место, нигде не видно вскопанной или насыпанной земли. Только впереди, почти у самой дороги, возвышались три небольших штабеля желтого камня. И вдруг Степа увидел, как рядом со штабелями из-под земли высунулись рога, затем показались головы и спины двух рыжих волов. Они тащили за собой двуколку, нагруженную большими кирпичами ракушечника. Вслед за ними вышла на поверхность женщина. Несмотря на жару, на ней была вязаная кофта, а голова укутана платком так, что виднелись только смешливые карие глаза.
— Тетя Маша! А мы к вам! — обрадовался Пашка и так быстро покатил тележку, что бидоны в ней запрыгали и загремели.
Пока Пашка разговаривал с тетей Машей, а та складывала привезенный кирпич, Степа успел осмотреться. До моря недалеко, хорошо слышно, как за обрывом грохочет прибой. Ход в шахту рядом с дорогой, но он совсем незаметен, так как вокруг все поросло травой. Степа подошел поближе. Спуск оказался открытым, наклонным и тянулся прямо вниз метров на восемь, а затем круто, под прямым углом сворачивал и уходил под землю к морю.
Степа и Любаша побежали по спуску и свернули в подземелье. Но дальше они двигались уже осторожно и, словно слепые, держались за стену.
После яркого солнечного света Степа ничего не видел, но чувствовал, что круто спускается куда-то вниз. Замерли все звуки. Не стало слышно цикад, шума прибоя и людских голосов. Прохлада. Неподвижный, застоявшийся воздух пахнет пылью и плесенью…
Глаза начали понемногу привыкать к сумраку подземелья. И первое, что увидел Степа, — была раскатанная колесами дорога, покрытая мелкой пылью. Потом он разглядел высокий и широкий коридор с желтыми стенами и желтыми сводами, который спускался вниз, а затем сворачивал куда-то вправо. «Тут целый паровоз пройдет», — подумал он.
— Что это там?
Справа, куда она показывала, в стене был вырезан четырехугольный проход. Степа заглянул в него и в сумеречном свете увидел обширный, очень высокий сквозной зал, от которого в разные стороны отходили галереи. Свет в зал проникал с потолка через длинные, тонкие щели. Только теперь Степа догадался, что это такие же трещины, какие попадались ему, когда он бежал наперегонки с Любашей.
Позади загремели колеса, и в свете прохода появились волы с телегой и силуэты Пашки и тети Маши.
— Вы позади держитесь, — сказала женщина, поравнявшись с Любашей. — И узелочек в тележку положьте, а то потеряете.
Тетя Маша пошла впереди. Скоро двуколка свернула вправо, и тут Степа увидел зажженную керосиновую лампу, стоявшую на выступе в стене галереи. Тетя Маша взяла лампу и, держа ее немного сбоку перед собой, пошла рядом с тележкой.
Тусклый свет пламени едва пробивал темноту галереи. Потолок местами косо сползал то вправо, то влево, кое-где огромные глыбы нависали над головой, угрожая вот-вот обрушиться. Страшно было смотреть на них и еще страшней проходить под ними. В такие мгновенья Степа втягивал голову в плечи и старался вверх не глядеть.
С каждой минутой спускались все глубже и глубже. Теперь дорога извивалась, то огибая обвалы, то обходя потрескавшиеся и нависшие над головой глыбы. Тетя Маша все время покрикивала на волов:
— Цоб, цоб! Цобе!..
Звуки ее голоса, как в вате, глохли в каменной духоте подземелья.
Вдруг волы уперлись в завал и остановились. Степе показалось, что идти дальше некуда — тупик. Но тетя Маша начала заворачивать влево, направляя волов в круглую дыру, мрачно черневшую в стене. Животные упрямились и не хотели идти, точно чуя опасность.
— Ну, идолы!
Палка тети Маши опустилась на их ребра.
Волы рванулись и сразу точно провалились в дыру. За ними, подскочив на камне, покатилась двуколка. Ребята, как со ступеньки, прыгнули вниз, в темноту, и, цепляясь за доски тележки изо всех сил, побежали за ней под гору.
Пламя в лампе вспыхнуло несколько раз и чуть не погасло. Тетя Маша прикрикнула на волов, и они пошли тише.
Сразу почувствовалась резкая перемена: холодный, неподвижный воздух, и вместе с тем сыро и душно. Над головой на своде сверкнула капля. Вот появилась другая, третья. Казалось, камень плакал скупой желтой слезой.
— Ой, как тут страшно, совсем как в склепе, — тихо сказала Любаша, хватаясь за Степину руку.
Мальчикам самим было жутко. Но, видя, как тетя Маша уверенно шагает, будто гонит быков у себя по деревне, они храбрились.
— Не пугайся, Любаша. Это только первый раз страшно. Потом привыкнешь, — покровительственным тоном сказал Степа.
— Глянь! Она и впрямь сейчас разрюмится, — презрительно заметил Пашка и постарался прошмыгнуть вперед, чтобы идти рядом с тетей Машей.