Пять континентов любви
Шрифт:
– Похоже, прошло отлично! Ну и как все было?
Девушка быстро огляделась и, убедившись, что они одни, поведала все подробности вчерашнего вечера – от встречи перед кинотеатром до первого поцелуя в «Эль Эспинарио».
– А потом что? – нетерпеливо подбодрил Альберт.
– Мы вернулись пешком по бульвару Пасео- де-Грасия и посидели за разговорами пару часов на Пласа-дель-Соль, там куча народа зажигала с выпивкой…
– Звучит не слишком романтично…
– А вот он считает, что романтично, – возразила Олимпия. – Хотя Бернар и увлечен поэзией девятнадцатого
– Ну-у… – протянул Альберт с лукавой улыбкой. – Но что еще ты делала вместе со своим лягушатником? Я имею в виду, помимо беседы о высших материях…
– Слушай, ничего такого, от чего нужно так возбуждаться! – возмутилась Олимпия. – Если хочешь знать, целовались ли мы, то да, целовались! Но поначалу это было… как-то странно. То есть не странно, а неожиданно. Это случилось в баре, он там читал текст, на который я его вдохновила…
– Это еще как понимать?
– Так, как слышишь. Теперь я его муза. Что скажешь?
– Похоже на какую-то фигню из сериала. А как он целуется?
– На самом деле очень хорошо. Но дальше дело не пошло. Около двух он проводил меня домой, и у двери…
– Что?!
Вот тут-то Олимпия уже начала злиться.
– Ну что ты привязался! Немного постояли обнявшись, а на прощание он выдал мне избитую фразочку.
Альберт заинтригованно смотрел на нее в ожидании продолжения.
– Прошептал мне на ухо нечто вроде: «Мне бы хотелось зайти к тебе домой и до утра целоваться, пока наши губы не сгорят от жара страсти, но я знаю, что это невозможно…»
– И ты, конечно же, сказала, что он ошибается и это очень даже возможно, правда? Если твоя мама дома, то можно заниматься этим на лестнице.
– Естественно, нет! – возмущенно отрубила Олимпия. – Я заявила, что он прав, что мне нужно выспаться перед работой.
– Что, серьезно? Вечно такая холодная и практичная, ко всему научный подход… Так в результате тебе понравилось свидание с европейским любовником или нет?
После некоторого раздумья Олимпия ответила:
– Что-то он во мне разбередил, только не пойму, что именно… Он мне нравится, но уж очень экстравагантен… Думаю, все происходит слишком быстро или слишком интенсивно.
– А что, страсти положено иметь какую-то определенную интенсивность?
– Ну да, ту, которую в состоянии выдержать твой партнер. Для меня же все это – декламации в баре, преклонения колен перед всей публикой, его слов – too much, уже перебор. Может, я мало смыслю в этих делах, но не могу избавиться от впечатления, что он совершает спринтерский забег, а я еле-еле ползу на четвереньках. Даже если такой подход типичен для европейского любовника, то уж я-то точно к ним не отношусь.
– Дай ему время.
– В том-то и дело: похоже, у нас его совсем нет, хотя я в восторге, что он мне пишет. Пока я добиралась до работы, мы все время обменивались сообщениями. Не знаю, что и думать…
Друзья вместе быстро пролистали штук двадцать бессвязных посланий. Присутствовали
Последнее сообщение оказалось на редкость лаконичным:
БЕРН
Мне необходимо увидеть тебя завтра вечером.
Взгляд Альберта загорелся, как у болельщика, предвкушающего кульминацию состязания. Заметив его интерес, Олимпия, в свою очередь, закатила глаза, потом игриво посмотрела на приятеля и при нем набрала ответ:
ОЛИМПИЯ
И мне тоже.
Где?
9. Все кошки серы
– Опять уходишь?
Услышав голос матери, Олимпия чуть не подпрыгнула. Она настолько сосредоточилась, подводя глаза, что не заметила, как та подошла.
– Да. У меня… встреча.
– С кем? – настойчиво продолжала выспрашивать мать.
– С другом.
– Олимпия, у тебя появился парень?
– Мама! – От волнения ее рука дернулась, и теперь девушка походила на енота. – Я же сказала, с другом!
– Ладно, ладно, – сдалась мать. – Я собиралась предложить устроить девичник, как прежде…
«Прежде» – это было очень давно. «Прежде» – это было тогда, когда мать с восторгом окуналась в суету работы, выставок и переговоров с арт-дилерами. Тогда, когда отец еще был с ними. Олимпия отложила карандаш и обернулась, устыдившись. Точно, сегодня вторник. Но уже столько месяцев они не устраивали девичников по вторникам, что Олимпия и думать забыла. Под взглядом матери девушка почувствовала себя виноватой. Но сейчас, когда наконец у нее назначено свидание, она не могла найти в себе сил, чтобы возобновить традицию.
– Мне очень жаль, – промолвила она. – Давай как-нибудь в другой раз…
– Да ладно, не важно. Конечно, в другой раз. Пойду в студию, нужно сделать рывок с новой выставкой.
Олимпии было прекрасно известно, что для матери это очень даже важно и что ее улыбка столь же хрупка, как и холсты, на которых она создавала свои картины. Пожалуй, стоит написать Бернару и отменить встречу. Однако, взяв в руки телефон, Олимпия обнаружила еще дюжину посланий от француза – нечто вроде обратного отсчета до назначенного часа вперемешку со стихами; от волнения по спине пробежали мурашки, и девушка улыбнулась. Маму она успеет порадовать как-нибудь потом.
Они договорились встретиться у Триумфальной арки. Когда Олимпия пришла, Бернар уже был там. Завидев ее, он бросился к ней, распахнув объятия и наградив долгим поцелуем в губы.
– Я постоянно думаю о тебе, представляешь? – выпалил он, когда они разомкнули руки. – Ты будешь в восторге от места, которое я забронировал. Наверняка ты не видела ничего подобного…
От Триумфальной арки они прошли по бульвару до ресторана, уворачиваясь от скейтеров, парочек, фотографирующихся в закатных лучах, и гигантских мыльных пузырей.