Пять кубков
Шрифт:
Она шумно вдыхает, затем, наконец, смотрит на меня.
– Когда я сказала, что ушла из-за Мел. Я солгала.
Ужас заполняет мой желудок.
– Что ты имеешь в виду?
– Я ушла из-за тебя, – говорит она.
Каждый атом в моем теле гудит. Предупреждение. Уходи. Но я не могу бросить ее снова.
– Но почему? – Я крепче сжимаю ее запястье, отчаянно ожидая ответа.
– Уэст... – Она прикусывает губу и тут же отпускает ее. – Начнем с того, что все здесь. Ты всегда в моей голове... знаешь, о чем я думаю, чувствую.
Ее попытка разрядить напряжение не срабатывает. Я вцепился в нее, умоляя сказать правду.
– Работало ли это со мной? Неужели моя угрюмая фаза длилась слишком долго? – После смерти Мел я долгое время был вялым, злым человеком. Никто, особенно я, не знал, когда закончится период скорби.
Он никогда не заканчивался, к слову сказать. Он просто меняется. Разные стадии. Пять стадий, если быть точным. Отрицание. Злость. Торг. Депрессия. И принятие.
Я проскочил отрицание, и застрял на гневе.
Каждый раз, когда я пытаюсь представить себе, как выглядит тот ублюдок, который убил Мел... я возвращаюсь к ней.
Портер качает головой. Смотрит в сторону, на переливающуюся реку.
– У тебя перехватило дыхание... Этот маленький вдох. – Я подхожу к ней ближе. – Твое сердце бешено колотится. Это значит, что ты боишься, Портер. И дрожь твоих губ говорит мне, что ты готовишься сказать правду, что ты не хочешь лгать, несмотря на страх. – Я обхватываю ее подбородок и поворачиваю к себе, чтобы видеть ее глаза. – Ты можешь сказать мне правду.
– А могу ли? Каким человеком я стану, если скажу это вслух?
Напряжение сбивает меня с толку.
– Я боялась, – признается она.
– Чего же?
– Что там, без Мел, я не смогу скрывать свои чувства к тебе. И Боже, Уэст, я ненавидела себя за это. Поверь, я все еще ненавижу. Но я никогда, ни разу, не испытывала ревности. Вы двое были моим идеалом – я завидовала тому, что у вас было, и любила тебя и ее за это. Но без Мел, в качестве буфера, который подавлял мои чувства... – Она замолкает, оставляя остальное невысказанным. Но я знаю, что должно быть в этой пустоте.
Она смотрит на мою руку, которая все еще обхватывает ее запястье. Ее пульс учащается, ударяясь о подушечки моих пальцев, заставляя мое собственное сердце биться быстрее. Я выдавливаю слова через ком в горле.
– Когда?
Всего одно слово, и, возможно, не самое лучшее продолжение ее признания, но она ухватилась за смысл.
– Знаешь, несмотря на все твои способности, ты довольно невнимателен, когда дело касается женщин. – Она, наконец, вырывает руку, и я отпускаю ее. – В комнате ожидания, Уэст. Вот когда.
Все это время, и я идиот.
Я был убежден, что Портер пригласила Мел в тот вечер, потому что она не была заинтересована во мне, что я не пойму намека. И это сработала потрясающе.
Но для меня так удобнее, не так ли?
Затем, после смерти Мел, я ушел и не вернулся. Я не
– Ты не должен ничего говорить, – отвечает она. – Что есть, то есть. Я не позволю своим чувствам затуманить разум. Я не могу дать тебе инсайдерскую информацию по этому делу.
Ага. Потому что это сделает меня королем мудил.
– Но я могу сказать тебе, что, если Шейвер действительно дал тебе карту Таро, ты должен отказаться от участия в качестве свидетеля-эксперта. – Она смотрит на меня, ее золотистые глаза мерцают в свете огней города. – И Эдди тоже убери с этого дела. Пусть другой прокурор работает.
– Я не собираюсь давать Шейверу карточку на освобождение из тюрьмы. – Я поджимаю губы. – Извини за каламбур. Я не позволю другому доктору фигурировать в этом деле и объявить его сумасшедшим, Портер. Когда он признает себя невиновным, я хочу посмотреть ему в глаза и увидеть преднамеренность. Я знаю, как работает его мозг, и хочу, чтобы об этом знал весь мир.
Она хмурится.
– Твое тщеславие всегда брало верх.
– Это не тщеславие, – я наклоняю голову и пожимаю плечами. – Ладно. Не совсем. Мне нравится быть правым, но Шейвер – хищник, который преследует и калечит своих жертв, и снова и снова ускользает от наказания. – Я беру ее за руку. – Будь на моей стороне в этом деле.
– Уэст...
– Нет. Три года я наблюдал, как ты защищаешь отбросы общества, и ради чего? Потому что "кто-то должен это делать"? Чушь собачья. Ты только что призналась, что было нечто более личное. Значит... – Я переплетаю наши пальцы. – Возвращайся.
Ее рука дрожит в моей. Ее взгляд пытается зацепиться за что-то еще, кроме меня, избегая. Я продолжаю давить.
– Портер, вернись к нам. Тебе там не место. – Я обхватываю ее щеку, моя кожа вспыхивает от прикосновения, от ощущения ее. Как я мог быть таким бестолковым? – Я не справлюсь без тебя.
По ее щеке скатывается слеза, и я смахиваю ее большим пальцем.
– Я не могу... мне надо подумать. – Ее рука накрывает мою на ее щеке, и она отстраняется. – Уже поздно. Мне нужно поспать. Нужна ясная голова.
– Верно. – Я прочищаю горло. Когда она встает, я говорю, – я беру интервью у Шейвера, чтобы поставить предварительный диагноз. Но я твердо стою на своем. Когда я займу место свидетеля, Шейвера засадят.
Она сухо кивает.
– Я ни о чем не прошу, – говорит она, плотнее кутаясь в пальто от ветра, и глядя на реку. – Я отличаю добро от зла. И знаю, что есть границы, которые мы не пересекаем. Но если я не сделаю этого хотя бы раз...
Она смотрит на меня, и, прежде чем я успеваю сделать следующий вдох, она двигается. Ее мягкие губы обхватывают мои, заставая меня врасплох, и все, что я могу сделать, это попробовать ее на вкус, вдохнуть сладость поцелуя, прежде чем она отстранится.