Пять лет на острове Врангеля

Минеев Ареф Иванович

Я настаивал на продвижении к острову с имевшимися запасами угля. В крайнем случае я считал возможным урезать запас угля врангелевской колонии. Кроме того, можно отказаться от постройки силами команды «Литке» жилого дома, чем сократится время стоянки у острова, только радиостанцию необходимо построить во что бы то ни стало.

И во время выгрузки угля для зимовки Константин Александрович просил моего разрешения уменьшить количество выгружаемого угля.

— Сколько угля будет в бункерах судна, если выгрузить все 150 тонн?

— При

том суточном расходе топлива, который мы имеем сейчас, я думаю, что у нас будет тонн 500, но если лед начнет прижимать к берегу, нам придется выйти на глубины. Тогда будет значительно меньше.

— Вы ожидаете, Константин Александрович, тяжелых льдов на обратном пути?

— Вы сами видели, какие льды были по пути сюда. Не исключена возможность, что за время стоянки льды разредит или совсем отожмет, но столь же вероятно и ухудшение льда.

— На какое количество угля вы рассчитываете из наших запасов?

— Мне кажется, что их можно было бы сократить на полсотню тонн. На два года вам должно с избытком хватить сотни тонн, да там на берегу остается от прежней зимовки тонн с десяток.

Я согласился. Вот почему мы получили с «Литке» меньше угля, чем было рассчитано по колонизационному плану.

За несколько дней до нашего ухода с судна, 31 августа, Константин Александрович дал мне красиво переплетенную в кожу книгу, сообщив мне, что это судовой альбом, и просил меня написать в нем несколько строк в память о плавании на «Литке».

На верхней крышке переплета золотом оттиснуто «Канада» — имя, которое носило судно до тех пор, пока не вошло в состав советского флота.

Наша большевистская партия и советская власть, чтя память русских людей, много потрудившихся над изучением наших полярных окраин, присвоили ледорезу имя известного полярного исследователя Федора Литке. «Канада» стала «Ф. Литке».

Десятка полтора первых страниц альбома говорят о пьяном разгуле бывших владельцев судна. Трудились матросы, трудился технический персонал, а командование не только на берегу, но и в плаваниях сплошь утешалось вином и женщинами.

Последующие страницы, заполненные в послереволюционный период, говорили о труде, о преодоленных трудностях, об опыте командного состава и подчас нечеловеческой работе команды.

Что мог написать я, ранее не ходивший на судах, если не считать волжских пароходов, я — зеленый новичок в арктической работе, поставленный партией на один из постов по изучению и освоению арктики? Я был крайне благодарен команде судна, преодолевшей труднейшие препятствия; я был благодарен командованию судна и особенно Константину Александровичу Дублицкому, под руководством которого судно, несмотря на трудности, нашло дорогу к острову; я был благодарен «Литке» за его прекрасные качества.

В заключение я написал: «Если бы мое пожелание имело силу, то я хотел бы, чтобы в 1932 году за нами опять бы пришел ты, «Литке».

Вечером четвертого сентября обсудили с Дублицким вопросы выгрузки, строительства

и необходимости дальнейшего пребывания судна у острова. Мы пришли к заключению, что, в основном, задачи, стоявшие перед командой «Литке», выполнены, грузы выгружены, строительство подходит к концу, остаются кое-какие недоделки, но они могут быть сделаны в один день. Правда, в домах еще не полностью выложены печи, не застеклены вторые рамы и прочее, но оставлять судно у острова из-за печей и вставки стекол мы не сочли разумным. К этому нас побуждал и лед, который начал медленно, но неуклонно подходить к берегу. В случае же подхода льда к берегу, мог стать вопрос о зимовке судна у острова, чего допускать не следовало.

Учтя все, решили, что «Литке» уйдет на юг в ночь с пятого на шестое.

В день ухода «Литке» до половины дня на косе бурно кипела жизнь, стучали молотки, сновали люди, заканчивая работы, собирая строительный инвентарь, вспомогательный материал.

В этот день ко мне пришел заведующий радиостанцией Шатинский и принес пространную бумагу.

— Товарищ начальник, прошу вас обратиться к Дублицкому с просьбой отпустить для радиостанции батарею аккумуляторов.

— Вы же мне говорили, что для накала у вас все есть, а для анода аккумуляторы куплены в Хакодате. Зачем вам еще аккумуляторы?

— Мы привезли с собой пластины и банки для аккумуляторов; если ограничиться ими, то станция начнет работать не раньше, чем через два-три месяца.

— Ну, а если будет получена просимая вами батарея?

— Тогда станция может начать нормально работать через неделю.

— А что это за аккумуляторы, о которых вы говорите?

— Это батарея аварийной станции «Литке».

— Удобно ли просить батарею аварийки, ведь им предстоит трудное плавание и аварийная станция может понадобиться?

— Радист сообщил мне, что в случае нужды он сможет обойтись без аккумуляторов.

— Хорошо, я поговорю с Константином Александровичем.

Нужную батарею нам отпустили без единого возражения.

Вообще, все, что нам нужно было, Константин Александрович отпускал без возражений. Он проявлял исключительную заботливость о нас.

С острова уходило всего шесть человек: Ушаков и Савенко с женами и жена промышленника Скурихина с дочерью. На этот раз на острове оставалась одна русская женщина — моя жена Варвара Феоктистовна Власова.

На прощание с нами экипаж судна устроил банкет в кают-компании «Литке». Тут собрались весь комсостав корабля, представители судкома и ячейки, старые и новые зимовщики, вся научная часть экспедиции и корреспонденты газет, шедшие на «Литке».

Стол блистал сервировкой, в бутылках искрилось под лучами электричества вино, всякая закуска — холодная и горячая — ласкала нос запахами, люди веселы, с оживленными лицами, как будто не провожали и не оставляли надолго, а наоборот встречали дорогих людей. В кают-компании было тесно от людских голосов, звона посуды.