Пять миль
Шрифт:
Глава 13
Через некоторое время после нашего странного обмена мнениями я прихожу в себя, и Джейс выводит машину обратно на оживленную автостраду. Не спрашивая меня, он молча останавливается на заправке в нескольких милях вниз по дороге.
— Иди умой лицо, — говорит он. — Ты вся в пятнах. Дорнан убьет меня, если подумает, что я заставил тебя плакать.
Он снова любезен со мной, и это еще хуже, чем если бы он был груб со мной. Теперь мне кажется, что я манипулировала им, чтобы он отменил свои
Правда в том, что я сдерживала эти слезы очень, очень долгое время. Шесть лет, если быть точной.
Я умываю лицо и вытираю его насухо бумажным полотенцем, после чего наношу макияж.
По дороге к месту назначения мы больше ни о чем не говорим. Через некоторое время Джейс притормаживает машину и сворачивает на большую круговую подъездную аллею перед впечатляющим особняком, усеянным мотоциклами братьев. Мы находимся всего в нескольких милях от мексиканской границы, и я задаюсь вопросом, нет ли в этом доме секретного туннеля или чего-то подобного, ведущего на другую сторону. Вскоре я отбрасываю это подозрение, когда вижу пожилого мужчину, который стоит на балконе второго этажа и разговаривает с Дорнаном.
Эмилио.
— Где мы? — спрашиваю я Джейса, глядя на двух мужчин, которые курят сигары и оживленно размахивают руками.
— Это дом отца Дорнана, — говорит Джейс, глядя на мужчин с нечитаемым выражением лица.
— Значит, он твой дедушка? — спрашиваю я, хотя и так знаю. Я встречала этого человека. Человека в тени, который охранял двери и молча наблюдал с края сцены в Va Va Voom, когда Дорнан и его сыновья забрали у меня все шесть лет назад.
— Наверное, да, — говорит Джейс, явно не в восторге от этой информации.
Джейс не делает движения, чтобы выйти из машины, поэтому я тоже не делаю. Я мысленно фиксирую в памяти свое окружение, на случай, если мне понадобится использовать эту информацию позже. На каждом углу квадратного участка земли стоят высокие башни, на каждой из которых сидит охранник в черном одеянии и с пулеметом наперевес.
Восхитительно.
Джейс поднимает руку, чтобы открыть свою дверь, и я протягиваю свою, останавливая его.
— Подожди, — тихо говорю я. Он поворачивается ко мне, его лицо пустое, маска.
Я беру ближайшую ко мне руку и ласково сжимаю ее.
— Просто... я бы хотела, чтобы все было по-другому, понимаешь?
Он смотрит вниз на мою руку, затем кладет свою вторую ладонь сверху и нежно похлопывает меня.
— Да, — говорит он, с выражением покорности в глазах.
Он выходит из машины, и я медленно следую за ним, крепко прижимая к себе сумочку.
Здесь, в Тихуане, жарко, духота и смог. А я-то думала, что в Лос-Анджелесе проблемы со смогом. Он не сравнится с густым, спертым воздухом, который прилипает к моей коже и заставляет меня чувствовать себя грязной, как только я выхожу из машины. Полагаю, это реальность того, что каждый час тысячи машин проезжают через узкий пограничный переход.
Дорнан замечает нас и приветствует нас движением подбородка, делая затяжку сигарой, слушая, как говорит его отец. Я быстро оглядываю Эмилио, отмечая его
Но я, конечно, знаю. Я точно знаю, как он это сделал. Он просто убивал и убивал, пока не получил всю власть. Это самый простой способ подняться на вершину.
Устранить конкурентов.
Джейс поднимается по длинной лестнице из гладкого камня, ведущей к двойным входным дверям, и ждет, пока я догоню его, прежде чем он постучит. Молодая девушка, одетая в черно-белую униформу горничной, открывает дверь еще до того, как его рука снова опускается. Я догадываюсь, что они ждали нас.
— Они наверху, — говорит девушка, указывая на витиеватую лестницу перед нами, которая поднимается на второй этаж.
Прежде чем подняться по лестнице, мы проходим через причудливо выглядящее фойе, и я думаю, была ли я когда-либо в доме, через который протекало столько денег, как через этот. Это грязные деньги, хотя - об этом можно судить по ошметкам штукатурки, выбитой из стен, в которых так явно видны пулевые отверстия, и по тому, как горничная суетится вокруг, словно ее жизнь зависит от уровня ее работы. Возможно, так оно и есть. Мое сердце замирает, когда я понимаю, что она, вероятно, какая-то рабыня. Запертая в этом доме и принадлежащая Эмилио. Он такой же больной ублюдок. В детстве я всегда боялась к нему подходить.
Когда мы поднимаемся по лестнице, я вижу Дорнана через открытую дверь. Он все еще стоит на балконе, разговаривая с отцом, но останавливается, чтобы подмигнуть мне. Во мне что-то всколыхнулось, и я подмигнула ему в ответ, чувствуя, как адреналин заново бурлит в моих венах.
Он отрывается от отца и идет внутрь, его сигара все еще во рту. Он несколько раз затягивается сигарой, затем убирает ее и щелкает пальцами другой руки, чтобы привлечь внимание остальных братьев, которые стоят и слоняются по большой официальной гостиной, выглядя сердитыми и скучающими.
Эти братья всегда выглядят скучающими.
Джейс вбегает в комнату рядом со мной.
— Извини, пап, - говорит он. — Дерьмовые пробки.
Дорнан кивает, пожимая плечами.
— Невозможно проехать на машине посреди всех, как на байке, — говорит он, успокаивая Джейса, который заметно расслабляется.
— Внимание, — говорит Дорнан, и каждый сын обращает свое внимание на него. — Нонно хочет кое-что сказать вам всем.
Эмилио входит в комнату с балкона, его сигара в руке сбоку. Он проходит мимо Дорнана и останавливается передо мной, окидывая меня взглядом, как будто я кусок убитого на дороге мяса, от которого воняет.
— Кто она, блядь, такая? — спрашивает он с тяжелым итальянским акцентом, дыша мне в лицо грязным сигарным дымом. Его золотой зуб сверкает в солнечном свете, проникающем в тусклую комнату, и мне приходится бороться, чтобы не вздрогнуть. Я так хорошо помню этот зуб, эту злую ухмылку.
— Сэмми, — осведомляет его Дорнан.
— И? Какого хрена она делает в моем доме?
— Падре, пожалуйста, — говорит Дорнан, отстраняя его. — Сэмми, спускайся вниз. Эмануэла покажет тебе, где нас ждать.