Пять недель на воздушном шаре
Шрифт:
– Будем надеяться, что ничего подобного с нами не случится, – сказал охотник. – До сих пор наш полет мне не казался опасным, и я не предвижу препятствий, которые помешали бы нам благополучно добраться до цели.
– Я тоже держусь твоего мнения, дорогой Дик, – сказал Фергюссон. – Надо заметить, что до сих пор несчастья с воздухоплавателями всегда происходили или по их неосторожности, или вследствие плохого устройства шаров. И вообще на несколько тысяч сделанных подъемов приходится не более двадцати смертных случаев. Для аэронавтов наибольшую опасность представляют спуски
– А теперь надо завтракать, – заявил Джо, – и пока мистер Дик не найдет способа угостить нас добрым куском дичи, придется довольствоваться мясными консервами и кофе.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Ветер усиливался и делался порывистым. «Виктория» все время меняла направление. Ее бросали то к северу, то к югу, и она никак не могла встретить постоянное воздушное течение.
– Мы как будто несемся быстро, но в сущности не очень-то подвигаемся вперед, – проговорил Кеннеди, заметив частые колебания магнитной стрелки.
– «Виктория» летит со скоростью по крайней мере полутораста километров в час, – отозвался Фергюссон. – Наклонитесь оба, и вы увидите, с какой быстротой мелькают все предметы под нами. Взгляните-ка! Этот лес будто несется нам навстречу.
– И вот он уже сменился поляной, – заметил охотник.
– А вместо поляны теперь селенье, – объявил через несколько минут Джо. – Ну, до чего же озадаченные и растерянные лица у этих негров!
– Оно и понятно, – ответил доктор. – Ведь когда французские крестьяне впервые увидели воздушный шар, они начали стрелять в него, приняв за какое-то чудище. После этого, согласитесь, что же взять с суданского негра. Ему-то уж совершенно простительно таращить глаза при виде нашей «Виктории».
– Ей-ей, мне очень хочется, – конечно, с вашего, сэр, позволения, сбросить пустую бутылку! – заявил Джо, когда «Виктория» пронеслась над одним селением футах в ста от земли. – Если только эта бутылка целой и невредимой долетит до негров, они, пожалуй, начнут ей поклоняться, а разбейся она-из ее осколков, верно, понаделают себе талисманов.
Говоря это, Джо швырнул вниз бутылку; она тотчас же разлетелась вдребезги, а туземцы с пронзительными криками разбежались по своим хижинам.
– Взгляните-ка вон на то дерево! – немного погодя закричал Кеннеди. – Сверху оно одной породы, а снизу – другой.
– Ну и страна! Подумайте только, здесь деревья растут одно над другим! – закричал Джо.
– На обломанный ствол сикомора нанесло плодородной земли, а в один прекрасный день ветром бросило туда же зерно пальмы, и оно там проросло, как обыкновенно прорастает в грунте.
– Вот славный способ! – воскликнул Джо. – Я его непременно введу у нас в Англии. Это было бы очень недурно для лондонских парков. И уж говорить нечего, как этим можно увеличить количество фруктов в садах! У нас были бы сады в несколько
В этот момент надо было поднять «Викторию», чтобы перелететь через вековой банановый лес вышиной более трехсот футов.
– Что за великолепные деревья! – воскликнул Кеннеди. – Я не могу себе представить что-либо красивее этих величественных лесов. Ты только взгляни, Самуэль!
– Да, дорогой Дик, в самом деле эти бананы удивительно высоки, – отозвался Фергюссон. – Но, надо тебе сказать, в лесах Америки они никого не поразили бы.
– Как? Ты хочешь сказать, что существуют еще более высокие деревья?
– Да, конечно, – так называемые мамонтовые. В Калифорнии, например, нашли кедр вышиною в четыреста пятьдесят футов. Это будет повыше башни на здании парламента и самой высокой египетской пирамиды. Ствол внизу имеет сто двадцать футов в окружности, а судя по концентрическим слоям его древесины, ему не более не менее как целых четыре тысячи лет с лишним.
– Ну, тогда, сэр, здесь нет ничего удивительного, – вмешался в разговор Джо. – Если живешь четыре тысячи лет, так уж, понятно, будешь высокого роста!
Пока доктор рассказывал, а Джо подавал реплики, лес кончился и на смену ему показалось множество хижин, расположенных вокруг площади. Посредине площади одиноко росло дерево. При виде его Джо закричал:
– Ну, если на этом дереве четыре тысячи лет растут подобные цветы, то я его не поздравляю!
И он указал на ствол гигантского сикомора, кругом заваленный человеческими костями. Цветы же, о которых говорил Джо, были недавно отсеченные человеческие головы, висевшие на кинжалах, воткнутых в кору дерева.
– У людоедов такое дерево называется «деревом войны», – пояснил Фергюссон. – Индейцы сдирают кожу с головы своих жертв, а африканцы – те отсекают им всю голову.
– Это, конечно, вопрос моды, – заметил Джо. Но уже селение с окровавленными головами скрылось из глаз, а вместо него развернулась картина не менее отталкивающая: там и сям валялись брошенные на растерзание гиенам и шакалам полуобглоданные человеческие трупы.
– Это, должно быть, трупы преступников, – сказал доктор. – По крайней мере я знаю, что в Абиссинии преступников кидают на съедение диким зверям.
– Не скажу, чтобы это было более жестоко, чем виселица, – отозвался шотландец. – Только грязнее, вот и все.
– А на юге Африки, – продолжал рассказывать доктор, – преступника запирают в его собственной хижине со всем его скотом, быть может, даже и с семьей, а затем поджигают. Вот это действительно жестокость. Но если виселица менее жестока, то все-таки я согласен с Кеннеди, что и это варварство.
Тут Джо разглядел своими зоркими глазами несколько стай хищных птиц, паривших в воздухе, и указал на них своим спутникам.