Пять похищенных монахов. Приключения Васи Куролесова

Коваль Юрий Иосифович

Болдырев тут же подошёл к нему сзади и, похлопав его по карманам, вытащил оттуда ключи и пачку папирос «Беломор».

Не опуская рук, вошедший обернулся. И лицо-то его оказалось знакомым — рябое, изъеденное оспой. «Стекло! — вспомнил Вася. — Двойное бэмское!»

— Рашпиль! — сказал Болдырев. — Старый знакомый! Можешь опустить руки.

Стекольщик, по прозвищу

Рашпиль, опустил руки. Глаза его были глубоко упрятаны под бровями и глядели оттуда, как мыши из подвала.

— Смотри, Вася, — говорил Болдырев, — вот это Рашпиль, старый вор, который сидел в тюрьме триста или четыреста раз.

— Два, — глухо проворчал стекольщик, а потом ткнул в Васю пальцем: — Эта морда мне тоже знакомая.

— Что ты здесь делаешь, Рашпиль?

— Kaк — что, гражданин начальник? Домой пришёл.

— Это твой дом?

— А чей же? И дом, и сад, и ульи — всё моё. Наследство от родителя, Иван Петровича. Помер родитель. Добрый был.

— Жаль родителя, жаль Иван Петровича, — сказал капитан. — Значит, дом теперь твой. А кто же стрелял?

— Да мне откуда знать, гражданин начальник? Я в магазине был. Пришёл — дырка.

— Интересно получается, — сказал Болдырев. — Дом твой, а кто был в доме, ты не знаешь. Я бы на твоём месте подумал.

— Чего мне думать? — ответил Рашпиль. — Пускай лошадь думает, у ней башка большая.

— Ну, если не хочешь думать, тогда пошли.

— Куда?

— Куда надо.

Тут Рашпиль спрятал глаза под бровями, и теперь стало казаться, что у него вообще нету глаз, как, например, у репы.

— Может, жилец стрелял, — сказал он хрипло.

— Какой жилец?

— Да на рынке один попросился ночевать, я его и пустил. Сам-то я в магазин пошёл, а он дома остался. Прихожу — дырка.

— Как звать жильца?

— Васька.

— А фамилия?

— Фамилию-то я чего-то плохо помню. На букву «К» вроде.

— Курочкин? — влез в разговор Вася.

— Не-не, другая какая-то. Постойте, Кулоресов. Точно: Васька Кулоресов.

— Ага, — сказал Болдырев. — Вот как выходит. Ну ладно, гражданин Рашпиль. Сиди дома, никуда не выходи. Понял?

Он широко распахнул дверь и уверенно пошёл по садовой дорожке. Вася по-солдатски повернулся на каблуках и пошёл следом, глядя в затылок капитана.

— Только не оглядывайся, — тихо сказал Болдырев.

— Почему? — спросил Вася, когда они уже вышли на улицу.

— Человек, который уверен в себе, никогда не оглядывается.

Вася шагал вслед за Болдыревым, крепко ударяя ботинками в землю, как человек, уверенный в себе. Но на самом деле он совсем не был в себе уверен.

Глава девятая. Каша в голове

Отойдя с полсотни шагов, Болдырев завернул за угол и остановился. Он достал из кармана чёрную записную книжку, похожую на маленький

пистолет, и стал что-то быстро писать. Потом выдрал листочек.

— Пулей в милицию! — сказал он. — Отдашь записку Тараканову.

— А вы?

— Я здесь останусь.

Зажав записку в руке, Вася побежал по дороге. Сначала он бежал медленно, но потом разогнался и в милицию действительно ворвался пулей.

Тараканов сидел за столом в дежурной комнате. Размеренно и важно, с достоинством и с интересом старшина ел бутерброд.

— Записка! — крикнул Вася. — От капитана!

Одной рукой старшина взял у него записку, а другой по-прежнему ел бутерброд. Он стал читать медленно и вдумчиво.

— Так, — сказал он, дочитав записку и доев бутерброд. — Всё ясно.

Секретным ключом старшина открыл несгораемый шкаф и достал оттуда пиджак-букле и соломенную шляпу, потом аккуратно снял форменный китель и фуражку. Переодевшись, старшина стал неузнаваем. В пиджаке-букле и в шляпе он был похож на сельскохозяйственного агронома с авторучкой в нагрудном кармане.

— Сиди здесь! — сказал он Васе и вышел, скрипя хорошо начищенными сапогами. «Как это так: сиди здесь? — подумал Вася, усаживаясь на лавку. — Там дела делаются, а я сиди здесь! Встану сейчас да и отправлюсь следом. Чего я буду зря сидеть?» Но всё-таки он сидел, не решаясь нарушить приказ, и только прислушивался к тому, какая каша варится у него в голове. А каша варилась в ней действительно странная. Кто стрелял? Зачем стрелял? Почему Болдырев вдруг ушёл?

Вася пытался разобраться в этой каше, но ничего не получалось. Тогда он плюнул и стал думать о другом.

«Мама-то Евлампьевна, наверно, с ума сходит. Думает: где мой Вася? А Вася в милиции сидит. А куда, интересно, пропал Матрос? Наверно, совсем обиделся. Там его в мешок суют, здесь ногами топают». Скрипнула дверь. В комнату вошёл Болдырев.

— Ну, — сказал он, — так кто же всё-таки стрелял?

— Курочкин.

— Почему думаешь?

— Так я его по голосу узнал.

— Хорошо, — сказал Болдырев, — теперь давай думать, кто был в комнате, когда мы постучали.

— Курочкин.

— А где был Рашпиль?

— В магазине.

— Почему думаешь?

— Он сам сказал.

— Мало ли что он сказал! А почему на столе лежали две вилки? Нет, парень, Курочкин и Рашпиль — одна компания. Они оба были дома, и мы застали их врасплох. С перепугу Курочкин выстрелил. Потом они удрали.

— А зачем же Рашпиль вернулся?

— Вот я и думаю: зачем?

— А может быть, — сказал Вася, — они в доме позабыли что-нибудь?

— Ну молодец, — сказал Болдырев. — Конечно, они оставили что-то важное. Скорей всего деньги.