Пять причин улыбнуться
Шрифт:
Алька хотела повернуться в другую сторону, чтобы нащупать глазами хоть какой-то ориентир, но вдруг поняла, что этот темный размытый силуэт ей чем-то знаком. Предчувствие подтолкнуло ее навстречу силуэту, прорывавшемуся сквозь снежную пелену. Сердце учащенно билось. Глаза, опечатанные слипшимися ресницами, вглядывались в заснеженную мглу.
— Ну привет, пропащая, — с облегчением услышала Алька голос Сергея. — Сделай одолжение, предупреждай о своем уходе заранее. Город большой, а ты здесь ни хрена не знаешь. Уж прости за грубость. И
Алька улыбнулась — строить из себя обиженную не хотелось. И потом, ей не терпелось поделиться с кем-то своей радостью.
— Улыбаешься? Чему на этот раз? — скептически поинтересовался Сергей, стряхивая с рукавов капли воды, в которые превратились снежинки.
— Работу нашла. Меня берут курьером. Шестнадцать тыщ, проезд и мобильник! — одним духом выпалила сияющая Алька.
Сергей присвистнул.
— Многовато для курьера. Рекламное агентство?
— Что-то вроде. Бумажки буду возить.
— И за бумажки многовато… Обычный курьер получает чуть больше половины суммы, которую ты назвала.
— Значит, я — необычный, — обиженно ответила Алька. Сомнения Сергея отравили всю радость победы. — А ты что, работал курьером?
— Нет.
— Тогда откуда знаешь, сколько им платят?
— От верблюда. Ладно, пошли, хватит мокнуть под снегом. Замерзла небось? — Алька покачала головой, и по ее надутому личику Сергей понял, что обидел ее. Надо было порадоваться, а он… — Это здорово, что ты устроилась, — поторопился исправиться Сергей. — Надеюсь, эта контора выполнит свои обещания.
Он попытался улыбнуться, но получилось неискренне. Куда ему до Альки, которая сыплет улыбки, как цветущая яблоня лепестки.
Дома Сергей отогрел Альку чаем, за что позже был вознагражден вкусным ужином. Что-что, а готовила Алька отменно. На ее месте Сергей пошел бы работать поваром, а никаким не курьером. До появления Альки Сергей обходился бутербродами, пиццей и прочим фастфудом. Теперь на его столе появились такие хорошо забытые блюда, как жареная картошка, котлеты и даже пирожки. Алька с удовольствием делала то, что ненавидел Сергей: ходила по магазинам (неизменно называя белый хлеб булкой, а черный — батоном, чем повергала в недоумение продавцов) и превращала кучку совершенно бесполезных, с точки зрения Сергея, продуктов в то, что можно съесть с удовольствием.
Сегодня в глубокой тарелке дымился борщ благородного бордового цвета, а в мелкой красовались аппетитные отбивные. Сергей с наслаждением погружал ложку в бордовую жидкость и, дожидаясь, когда суп остынет, любовался жиринками, бликующими на поверхности борща. По телу разлилась блаженная истома, и сейчас Сергей почти не жалел о том, что впустил в дом эту девчушку.
— Где ты научилась так готовить?
— У мамы… Тебе нравится? — боязливо поинтересовалась Алька.
Сергей кивнул, хотя аппетит, с которым он ел борщ, был для Альки наивысшей похвалой.
— Значит, у тебя
— Они умерли.
— Извини. — Сергей опустил ложку и посмотрел на Альку с сочувствием. — Давно?
— Четыре года прошло. Машина была старая, а дороги у нас плохие… Я всю ночь гуляла, выпускной был… А утром узнала. И поняла, что… — Алька неожиданно замолчала, и Сергею показалось, что она плачет. Но Алька только кусала губы.
— Что поняла?
— Ничего…
— Мой отец тоже погиб. Совсем недавно. Его сбил на дороге какой-то придурок. Экспертиза показала, что отец был пьян в стельку… С таким количеством алкоголя в крови просто не живут… Только вот неувязочка — он у меня непьющий. Был непьющий…
Сергей запнулся, пытаясь в очередной раз переварить то, что все еще не укладывалось в голове. Пьяный отец, мокрая скользкая дорога, машина, летящая по черному вечернему шоссе, и боль… много боли. Сейчас уже отцу не больно, но все еще больно ему, Сергею.
Зачем он сказал об этом Альке? Чем больше говоришь, тем сильнее хочется плакать. Сергей сглотнул комок, мокрой тряпкой забивший глотку.
— Ты поплачь… — почти прошептала Алька. — Легче станет…
Сергей испуганно поднял голову — догадалась.
— Ерунда, я не собирался, — соврал он, сжав в кулак остатки воли. — Просто я еще не успел… Не успел смириться…
— Прости. — Алька встала из-за стола, чувствуя себя полной дурой. — Глупость сказала. Просто слезы иногда помогают…
— Это вам, женщинам, они помогают. А мужчины не плачут, — пробормотал Сергей, презирая себя вдвойне. За то, что чуть не заплакал, и за то, что процитировал избитую истину.
— Ты думаешь, его убили? — ни с того ни с сего спросила Алька.
Сергей аж вздрогнул от неожиданности — он ведь ничего такого не говорил.
— С чего ты взяла?
— Ты сам сказал, что он был непьющим…
— Я не знаю, что думать, — вздохнул Сергей и отодвинул тарелку с недоеденным борщом. — Спасибо за ужин. Вкусно. Я — спать. Заведи будильник, а то проспишь работу.
— Не просплю, — улыбнулась Алька. — Я всегда встаю рано.
«Камешек в мой огород, — подумал Сергей. — Это я могу проснуться среди ночи, блуждать по дому, а потом дрыхнуть до трех. А потом писать до часу, а потом снова спать, просыпаться и снова писать… Господи, да я живу скучнее, чем Алька. Для нее каждый день — приключение. А для меня?»
— Спокойной ночи, — буркнул он, раздраженный неожиданной мыслью. — И запомни наконец адрес, а то опять заблудишься…
— Уж запомню, — прошептала Алька, состроив спине Сергея смешную рожицу.
Никогда не угадаешь его настроение. То он шутит, то он злится, то ворчит… Не человек — погода, как говорила Алькина мать. А еще она говорила, что всегда есть хотя бы пять причин улыбнуться. И Алька улыбалась — назло всем бедам, невзгодам, назло тем, кто делал ей больно…