Пять рассерженных мужей

Милевская Людмила Ивановна

— Небось ворованный, — внезапно предположил Даня.

Уж никак не ожидала от него прыти такой. Думала, дремлет по обыкновению.

— Ворованный, — бодро согласился Архангельский, — но с документами.

Судя по молчанию, мужики крепко переваривали эту новость, ещё не зная как к ней отнестись. Все, как один, дружно предпочитали домашний диван да финский унитаз параше и шконке. У них потому и с бизнесом не ладилось, что к воровству слишком много предубеждений было. Да и вялость всех одолела. На здоровый мужской риск был способен лишь мой Евгений,

да и тот патологически не любил нарушать законы, без чего ни шагу в нашей стране. Короче, мужья моих подруг очень ручные мужчинки. Ручные и домашние, дальше дивана никуда, а тут заява такая.

В воздухе запахло парашей и шконкой.

Молчание подзатянулось, я начала скучать.

Наконец мой Женька обстановку разрядил.

— Дела делами, но пиво-то киснет, — сказал он и мужики оживились.

— Да! Пиво! Пиво! — закричали они.

«Конечно, — подумала я, — уж лучше пивка попить, чем над проблемой голову ломать.»

Подумала и разозлилась. Вот в этом они все: от любой мало-мальской неприятности в негу и удовольствие, сломя голову, кидается наш мужик. Совсем удар не держит. И не хочет держать. Вот Ваня — с Марусей поругается и сразу к пивной, пивом да раками горе своё заедать. Женька мой после всех ссор услаждал себя футболом. Пупс, Тасик, Даня — те вообще в этом смысле уроды, о них и говорить не хочется…

— Выпили все пиво, — страдальчески воскликнул Тасик.

«Вот это настоящее горе!» — проникаясь сочувствием, подумала я.

— Как же, — рассмеялся Евгений.
– Что бы я вам предлагал, если выпили? Ты что Думаешь, я тот дурак из поговорки, которого за бутылкой пошли, так он одну её и принесёт? Нет уж, учёные.

Раздался резкий звук отодвигаемого стула и…

И Женька направился в прихожую.

Глава 9

«Женька направился в прихожу,» — ужаснулась я, сидя у него на пути под дверью кухни.

Тут не могу не погордиться своей ловкостью. Ловкостью и умением сходу нужную скорость набирать. Что ни говори, но мобильности во мне хватает, своему «Мерседесу» сто очков вперёд дам.

Но и Женька мой не лыком шит, тоже шустрый, за малым лбами не столкнулись…

Но все же успела я в гостиную шмыгнуть, а у самой сердце бешено колотится. Так близко он прошёл — услышала запах родной, колени подогнулись. Он тоже, словно моё присутствие учуяв, помедлил, приостановился без видимой причины…

— Так тащи же скорей, не томи душу, — загалдели мужики.

И Евгений заспешил в прихожую к двери, где оставил кулёк с пивом.

Пока они уничтожали пиво, с покрякиванием и поухиванием, я всплакнула, устроившись в гостиной на любимом диванчике Маруси, вспомнила, как мы с Женькой здесь сиживали, да как в кухне в гостях у Вани с Марусей гуливали…

Э-эх! Какие времена! Счастливые, а я их не ценила. Думала, так будет всю жизнь. И вот вам, пожалуйста, все как в песне поётся: «Красивая и смелая дорогу перешла…»

Чур меня, чур! Юлька, что ли, красивая? Урода эта кривоногая? И в подмётки мне

не годится.

Конечно не годится. Я и умница, и красавица…

А вон до чего дожила: Женька не меня везёт в кругосветку, а какую-то кривоногую Юльку!

Мою, кстати, Юльку! Лучшую подругу!

Пока я горевала, мужики вновь вернулись к своим замыслам.

— Теперь ты, Тасик, — деловито распорядился Архангельский, — расскажи что там с цехом.

— Все в порядке, — поспешно откликнулся Тасик. — Договор железный, цех наш. В цехе все есть. И строгальные станки и долбёжные. В общем все. Можно сложные изделия делать, а можно простенький погонаж гнать: рейки, плинтусы, обналичку.

— А инструмент, — с важностью осведомился Архангельский.

— Инструмент — это не моё, — угас Тасик.

— В порядке все с инструментом, — подхватил эстафету Женька. — Все достал: и фрезы, и пилы, и резьцы, и все остальное. Много чего. В общем, все по тому списку, который Тасик дал.

«Ага, — подумала я, — значит правильно угадала, зачинщик все-таки Тасик.»

— Отлично, — подытожил Архангельский, — тогда считаем «капусту». Вить, так что там у нас выходит, просвети господ.

По поводу «капусты» Пупс докладывал без должного энтузиазма, но проект новоиспечённого начальника не забраковал.

— Я тут все прикинул, — с профессиональной озабоченностью сообщил он, — если лес поступит за четверть цены, как обещал Иван Фёдорович, если электроэнергию воровать, ну и на зарплате рабочим поприжаться, тогда, думаю, рентабельность в триста двадцать процентов вырисовывается, но пока лишь на бумаге.

«Рисовали на бумаге да забыли про овраги,» — подумала я, безмерно горюя, что не могу с присущей мне прямотой сказать этого вслух.

— С зарплатой не будет проблем, — оптимистично оповестил подельников Тасик. — Когда цех смотрел, с аборигенами пообщался. Это же не Москва. Там, в этой Богом забытой Алексеевке, народ вообще забыл как выглядят «бабки». Натурой друг с другом расплачиваются, — хихикнул он и серьёзно добавил: — За двадцать процентов от московских зарплат обещали горбатиться, как рабы на плантациях.

— А транспортные расходы? — сразу же озаботился умный Пупс.

— Не боись, — успокоил его Архангельский. — В эту, Богом забытую Алексеевку, ветка есть. Прямо вагонами лес подавать и будем. И так же гнать готовую продукцию обратно. Даня на железку имеет выходы, обещал все сомнительные позиции с дорогой утрясти. Да-ня! — зычно разбудил он его. — Подъем!

Даня мгновенно проснулся — вот бы порадовалась Тамарка, которая часами будит его.

— Утрясу, -поспешно заверил Даня.

— Во что это счастье обойдётся? — бухгалтерски въедливо поинтересовался Пупс.

Даня гордо рапортовал:

— Маневровый тепловоз отволочёт вагон со станции назначения к цеху за бутылку, ну, может за две. Бутылку, конечно, не машинисту, а начальнику станции, моему другу. Он выпить не дурак, но больше двух не осилит. Жена строгая.

— Добро, — обрадовался Архангельский.