Пять рассерженных мужей
Шрифт:
— Хорошо, — согласилась я, — промолчу, но лишь с условием, что ты всю правду мне расскажешь.
Архангельский запаниковал.
— Какую правду? — закричал он.
— Кто эти гоблины? Чего от тебя хотели? Почему ты от них убегал?
Сами догадываетесь, вопросов образовалась уйма. Секундой позже я узнала, что ответов будет гораздо меньше, точнее не будет вообще.
— Сам ничего не понимаю, — только и буркнул Архангельский.
Я опешила:
— Не хочешь ли ты сказать, что сел в эту «Альфу Ромеу» почему не знамо сам?
— Какие разборки? Куда сел? Меня схватили и силой затолкали в машину.
Кто видел Архангельского, тот поймёт: предположить силу, большую чем у него, крайне трудно. Теряюсь в догадках, кто рискнул бы тягаться с ним. Разве что Маруся. Когда пьяна.
— Соня, их было трое, — заметив мои сомнения, пояснил Архангельский. — К тому же налетели внезапно. Сначала я думал, что это новый розыгрыш устроили или обряд, ну, сама знаешь как это бывает на свадьбах, то перетягивать какие-то канаты надо, то что-то рвать зубами заставят, то кошку куда-то кидать, то ещё какая фигня, то выкупать что-то требуют.
— Не что-то, а невесту, — уточнила я.
— Во-во, поэтому сразу и не удивился, когда подлетели эти лбы и вязать меня начали. Поначалу даже и не сопротивлялся, чтобы не помять костюм. Маруся сильно этого не любит. Поначалу даже сам шёл, а они, смотрю, грубые, наглеют…
— Вот и раскидал бы их!
— Но я-то подумал, что это все в порядке вещей, свадьба же.
Я покрутила пальцем у виска:
— Вот именно, что свадьба, куда же гости, черт их возьми, смотрели, когда вязали тебя? Куда Маруся, наконец, смотрела? Ха! Прямо от свадебного стола увели жениха, а эти гости, эти лопухи, и в ус не дуют! Ладно ты им ни к чему, так о себе бы подумали: кому они «горько» будут кричать? Интеллигенты же все, не пьют без повода.
— Не знают гости ничего, — почему-то рассердился Архангельский. — И не узнают, если ты им не расскажешь. Я в холле был, как раз на воздух шёл.
— Зачем?
— Покурить маленько.
Он вдруг смутился и совсем тихо пробурчал:
— Пацапались мы с Марусей.
Тут надо сказать, что пережить осуществление заветной мечты не просто любому человеку, а уж такому эмоциональному, как наша Маруся, тем более. Мечта, занимавшая в жизни изрядный объём, сбываясь, образует опасную пустоту, которая сразу же наполняется грустными вопросами. Зачем жить? Куда теперь стремиться? Как тратить образовавшийся излишек времени? И т. д. и т. п.
Маруся от этих вопросов начала выходить из равновесия прямо на глазах, занервничала и даже похудела. Думаю и Ваня её уже почувствовал охлаждение. Ха! Охлаждение! Неделю до свадьбы они грызлись, как собаки. Так, орамши, под венец и пошли с надеждой, что образуется.
По этой причине меня не удивило, что Архангельский в разгар свадьбы отправился подальше от невесты на воздух покурить.
— Если так, — сказала я, — так в чем тут дело? Маруся
— Издеваешься? — с укором спросил Архангельский. — В тот-то и загвоздка, что видела она как лбы меня уводили. Выскочила в холл, я ещё глянул на неё, мол, ничего не поделаешь, обряд есть обряд.
— А она что?
— Махнула рукой, а потом показала кулак. Теперь-то уже понимаю, со стороны это выглядело так, словно я в обнимку с дружками куда-то слинял.
— И по ходу пьесы изуродовал мой «Мерседес». И чего от меня ты хочешь? — скептически поинтересовалась я.
Архангельский взглянул с мольбой и жалобно попросил:
— Соня, ты же умная, придумай что-нибудь сама.
Когда речь заходит о моем уме, мгновенно слабею.
— Хорошо, — смилостивилась я, — придумаю, рассказывай все свои заморочки.
Архангельский оторопел:
— Какие заморочки?
— Ну дела или что там у тебя. Короче, все, что может иметь к этим гоблинам отношение. Рассказывай, дорогуша, куда вляпался и поподробней.
Он помотал головой и с явной искренностью сообщил:
— Никуда я не вляпывался.
— Что, и сомнительных дел никаких не было?
— Кроме этой свадьбы, никаких.
— Так зачем же хватали тебя?
— Сам голову ломаю. Может перепутали с кем?
Я пришла в отчаяние и закричала:
— Не хочешь ли ты мне сказать, что нет вариантов узнать с кого спросить за «Мерседес»?
От удивления Архангельский даже руль на мгновение бросил, но тут же снова управление взял и с укоризной сказал:
— Соня, побойся бога, твой «Мерседес» просто картинка в сравнении с их «Ромевой». К тому же в аварии повинна ты.
Но я уже не слушала его, я кричала:
— О, ужас! Ужас! Изуродован мой автомобиль и спросить не с кого! Как, по-твоему, этих гоблинов теперь буду искать?
— Не волнуйся, — успокоил меня Архангельский, — ты так над ними постаралась, что они сами тебя найдут. Им же тоже с кого-нибудь за машину спросить захочется. Так ты не сдашь меня Марусе? — ни с того ни с сего он вдруг вернулся к своим проблемам.
Я уже страдала о подарке и не имела возможности отвечать. Мой подарок! Антиквариат! Чистейший фарфор! Сколько в нем таилось замыслов! Сколько моих горьких надежд!
— Женька понял бы все, когда бы я вручила подарок Марусе! — рявкнула я. — А что теперь я вручу? Осколки?
Архангельского моё заявление озадачило.
— А что ты собиралась Марусе дарить? — растерянно спросил он.
— Часы! Семнадцатый век! В чу-дес-ней-шем состоянии! С потрясающим боем! Тончайший фарфор! Обалденный изыск!
— Часыыы? Фарфоровые часы? И что же должен был из этого понять Евгений?
— Все! Как мне больно! Как мне плохо! Как люблю его! Как много он хорошего забыл! Все-все-все!