Пять ржавых кос

Тренин Владимир

Карьер не изменился, только дома подступили совсем близко, а в целом, всё как тогда, в первый раз: прозрачная изумрудная вода и серые глыбы песчаника, с жилами белого кварца.

Я плавал, загорал, и, красиво, как мне казалось, прыгал с высокого обрыва. Пора домой. Я натянул

штаны и футболку, вскарабкался по крутому каменному склону. Вылез наверх, отряхнул джинсы и поднял глаза: – «Вот же прыгун херов, и надо было выпендриваться!»

Меня ждали, обступили полукругом незнакомые ребята, их было семь человек. Зачем так много на одного. Я понял, сейчас будут бить.

Присел и стал перевязывать шнурок на правом кеде.

– Нормально ныряешь, – сказал центровой, широколицый парень с редкими усиками.

– Здесь и научился, – я выпрямился, посмотрел усатому в глаза, а затем оглядел всю компанию.

– С какого района?

– С Немецкой улицы, – ответил я без промедления.

– Чего-то, мы тебя тут не видели раньше?

– На карьер давно не ходил, некогда было – сказал я, а мысли метались, как буду прорываться.

По левую руку от главаря стоял высокий, но худой парнишка: – «Вот через тебя и пробьюсь, а потом посмотрим».

– Кого знаешь на районе?

– Да, кого только я не знаю. Вована Гинтауса, Кирюху Богданова, Яшку Раппопорта, Ваньку Максимова…друзья мои.

Они расступились без слов. Я немного удивился быстрой развязке, но виду не подал, стараясь не торопиться, и, чувствуя на спине их взгляды, сошёл с дороги на тропинку влево, понял, что не туда.

– «Давно я здесь не был».

Вышел обратно

на грунтовку.

– Не заблудился? – заржали за спиной.

– «Я выйду. Я знаю дорогу».

ПОХОД

Веселись, юноша, в юности твоей,

и да вкушает сердце твоё радости во дни юности твоей,

и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих;

только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд.

Екклесиаст 11:9

За солнечным воскресеньем просочился туманный октябрьский понедельник. Петрозаводскую губу с раннего утра закрыло ватно-серой мглой. Казалось, всё пропиталось водой, воздух, дома, гранит набережной, старый асфальт, редкие машины, автобусы и древний, во взлохмаченной ржавчине и запотевшими окнами, троллейбус, который с грохотом и гулом затормозил на первой остановке по проспекту Ленина.

Из тралика выскочили двое парней лет двадцати. Того, что повыше, в черном бушлате, с широкими плечами, русыми волосами и немного вздёрнутым носом звали Николай. Его товарищ Пётр, был в коричневой кожанке, обладал черной кудрявой шевелюрой и римским профилем. Оба – совершенно разные внешне, но судя по оживлённому разговору и жизнерадостному смеху, замечательно понимающие друг друга.

Конец ознакомительного фрагмента.