Пять веселых повестей
Шрифт:
Однако часто по вечерам Олег держал в руках и рубанок, и напильник, и плоскогубцы… Он допоздна столярничал в ванной комнате, что мешало соседям мыться и очень тревожило бабушку:
– Смотри, надо беречь руки! Вся твоя судьба - в твоих руках! Вернее сказать, в твоих пальцах.
– Знаю, бабушка, - добродушно соглашался Олег.
– Вот я их и развиваю - пальцы. Так в музыкальном кружке советуют: строгайте, говорят, пилите!
«Может быть, это новые методы музыкального воспитания?
– рассуждала бабушка.
– В наше время музыканты не пилили и не строгали… Но, может быть,
– Он! Все он сам!.. Своими руками!
И потом громко, чтобы слышал Олег, восклицала:
– Но главное, конечно, музыка! Он просто живет в мире звуков… мелодий! И каждый день - представьте себе, каждый день!
– ходит на занятия! А вот Моцарт, говорят, был в детстве не очень прилежным мальчиком…
Да, вот уже почти два месяца Олег ходил на занятия каждый день. Дома он перестал упражняться: вся работа шла в музыкальном кружке, под наблюдением опытнейшего педагога - «бывшего всесоюзного лауреата», как называл его Олег.
Несколько раз бабушка порывалась пойти в школу, познакомиться с новым музыкальным руководителем внука.
Но отец Олега останавливал ее:
– Я уже был в школе. И могу удостоверить: это действительно блестящий музыкант! Зачем же опять ходить, зачем надоедать?..
И бабушка, тяжело вздыхая, откладывала свое знакомство с «бывшим лауреатом».
И к музыкальному инструменту своему Олег стал относиться гораздо бережней, чем прежде, с нежностью и даже с любовью. Футляр он всегда держал закрытым, чтобы никто не трогал виолончель руками. Он не бросал инструмент где попало, а хранил его на особой полке возле своей кровати. И даже бабушке не разрешал к нему прикасаться.
– Все-таки учеба в коллективе дает свои плоды!
– радовалась Анна Степановна.
– Разве частный педагог мог научить его такой аккуратности?
Никого даже близко к виолончели не подпускает. Бережет! Дорожит! И всегда так спешит на занятия, будто на праздник! На минуту не опаздывает!
Искусство поглотило его целиком.
Бабушка, простая и скромная женщина, заговорив о музыке, начинала вдруг произносить такие громкие, высокопарные слова, которые в другое время ни за что бы не пришли ей на ум.
Олег занимался в музыкальной школе даже по воскресеньям. Вот и в это утро он бережно снял с полки черный футляр и, попрощавшись с бабушкой, вышел из дома.
«ГРОБ С МУЗЫКОЙ» ИЛИ…
Брянцевы жили на первом этаже… Выйдя из парадного на улицу, Олег сразу направился к окну. Он знал, что бабушка непременно высунется на улицу с криком:
– Ох, я совсем забыла!..
Именно в эти полминуты, за которые Олег успевал дойти от дверей квартиры до окна, у бабушки в голове рождались самые срочные советы и наставления внуку. Если же у нее ничего не рождалось, то она просто напоминала о том, что в Москве очень бурное уличное движение, все шоферы летят как угорелые, и поэтому, переходя улицу, «не надо считать ворон». Так было и сегодня…
Чтобы успокоить бабушку, Олег механически кивнул
– У нас самый опасный перекресток!
– не унималась бабушка.
– Вчера чуть было не задавили одного молодого мужчину. Будь осторожен на перекрестке!
Бедная бабушка! Ей и в голову не приходило, что Олег вообще по дойдет до перекрестка, а таинственно оглянувшись и убедившись, что она уже скрылась в окне, свернет во двор.
По улице Олег шел не торопясь, рассеянной и задумчивой походкой, как подобает музыканту. А по двору он зашагал быстро и сосредоточенно, как человек, имеющий какое-то определенное, срочное и весьма земное дело.
Внимательно, по-хозяйски оглядев на ходу старый деревянный столб и поблескивавший на солнце репродуктор, Олег скрылся за дверью черного хода.
По темной лестнице он поднимался не ощупью, не спотыкаясь на каждом шагу, как Ленька с приятелями, а уверенно и быстро: путь этот, по всему видно, был хорошо известен Олегу. Еще бы! Даже в это воскресное утро он поднимался по темной лестнице уже не первый раз. И, кажется, даже чердачные кошки привыкли к нему и не мешали, не путались зря под ногами. Лестница была узкая, и свой громоздкий черный футляр Олег обхватил обеими руками, бережно прижав к груди.
Скрипнув дверью, обитой ржавым железом, Олег зашагал по чердаку так же быстро и уверенно, как по темной лестнице. Вдруг чей-то незнакомый голос заставил его остановиться:
– Вася? Кругляшкин?.. Это ты?
– Кто тут?
– спросил в ответ Олег.
Щуплый, маленький Владик приподнялся на цыпочки и зашептал Леньке в самое ухо:
– Это же новенький… Я вижу «гроб с музыкой»!
– И что за глазищи у тебя! Прямо как у кошки!
– не то насмешливо, не то с завистью ответил Ленька и, отстранившись от Владика, брезгливо вытер ухо рукавом курточки.
В этот момент «новенький» как раз подошел к членам БОДОПИШа. Высокий Ленька сверху оглядел крепкую, коренастую фигуру Олега и «гроб с музыкой», который тот все еще прижимал к груди. Казалось, он прикрывался черным щитом от возможного нападения Леньки и его друзей.
Вид у Леньки и в самом деле был очень воинственный. Он стал вполоборота, приподнял правое плечо, а голову втянул в плечи, словно боксер, готовый к бою. Худощавое лицо его порозовело, на щеках возле носа выступили капельки пота, а задиристые глаза выражали состояние крайнего напряжения и отчаянного поиска: чем бы уязвить «новенького»?
Олег же спокойно, как ни в чем не бывало опустил свой черный футляр, подошел к двери и стал не спеша откручивать проволоку.
– Почему это репродуктор замолчал?
– строгим, начальственным тоном спросил наконец Ленька.
– Испортился, наверное, - не оборачиваясь, ответил Олег.
– Ишь ты, «испортился»! Полчаса поиграл- и уже испортился!..
Тихая Таня дернула Леньку за рукав:
– Пришел в гости - и распоряжаешься?
– Кто пришел в гости?!
– шепотом вспылил Ленька.
– Я?! Мы?! Это он приехал к нам в гости из другого дома!