Пять жизней и одна смерть
Шрифт:
– Хорошо, это честь для меня, – гордо произношу я. – И прошу, не переживай за прошлый раз и за не очень удачное начало этого ужина. Это моя вина. Я предупреждала, что я странная. У меня бывает такое – нахлынут чувства, воспоминания… мне нужно время, чтобы прийти в себя, вернуться в эту самую секунду, в эту комнату. Всего-то немного времени.
– И три вкусные брускетты? – спрашивает он, немного улыбаясь.
– Да, и три вкусные брускетты.
Лед, который почти сковал нас, понемногу тает, и мы все больше и больше погружаемся в приятную атмосферу.
– Расскажи о себе, если, конечно, хочешь, – прошу я.
– Я не против, если тебе интересно.
– Конечно, интересно,
Между нами идет какая-то игра, легкая и ненавязчивая, в которой каждый пытается сделать верный шаг.
– Как ты уже знаешь, меня зовут Альберт, и я адвокат. В основном занимаюсь всякими делами по банкротству, но иногда берусь за что-то совершенно другое, чтобы не потерять сноровку. Окончил Академию права и вот уже несколько лет тружусь в адвокатской фирме «Л.О. и партнеры». Живу в центре, в небольшой холостяцкой квартире, без животных и растений. Люблю минимализм и отсутствие хлама. Чью-то квартиру напоминает, да? – Он лукаво улыбается. – По выходным в основном играю с коллегами в футбол или еду с друзьями на рыбалку. И на десерт – я одинок, как ты заметила. Пока одинок.
– Пока?
– Ну, я надеюсь, что пока, – смеется он. – Вот вкратце и все.
– А твои родители?
Он чуть мешкает – видимо, этот вопрос для него не из простых, – делает глоток вина и отставляет бокал.
– Отца я почти не знал, он бросил нас с мамой, когда я был еще ребенком. Нам пришлось нелегко. Мама металась между двумя работами и почти не бывала дома, но и этого было недостаточно, чтобы обеспечить нас обоих. Поэтому, когда мне было десять, я начал подрабатывать – гулял с соседскими собаками, выносил чужой мусор, даже был мальчиком на побегушках у старика из квартиры напротив. В четырнадцать стал работать курьером. Я так носился по городу на велосипеде, что однажды не заметил колдобину и перекувыркнулся через руль. Итог – раздолбанный велик, сломанная рука и строгий запрет мамы на любой вид «опасной» работы.
Альберт чуть усмехается, словно отпускает себя, возвращаясь в детство, полное злоключений. От его грустной улыбки у меня щемит сердце. Я опускаю подбородок на сцепленные пальцы и невольно засматриваюсь на его задумчивое лицо. Однако спустя пару мгновений он вновь становится серьезным.
– В тот день, когда я вернулся из больницы с загипсованной рукой, мама усадила меня за стол, села рядом и сказала, что я достоин большего, что я должен учиться и поступить в университет. Она мечтала, чтобы я стал адвокатом и помогал людям. В тот день я пошел к себе в комнату и стал размышлять. Я вспомнил, как приносил посылки, а иногда еду в эти огромные немыслимые офисы, как смотрел на важных мужчин в деловых костюмах, завидовал им. Тогда-то я понял, что, став адвокатом, смогу решить наши проблемы с деньгами, маме больше не придется работать до ночи, мы перестанем составлять списки только самых необходимых продуктов и покупать одежду на распродажах. А помогать животным, как мама часто говорила, высокооплачиваемая работа мне никак не помешает. И она была права. Сейчас я могу позволить себе отличную жизнь, а еще каждый месяц покупаю корма и медикаменты в приюты для животных, подкармливаю бродячих собак и кошек.
– Ты исполнил ее мечту, – говорю я первое, что приходит в голову, пытаясь подбодрить собеседника.
– Да, я много занимался и поступил в Академию. Мама всю жизнь жертвовала всем ради меня, ради моего будущего. Я не мог ее подвести. Я хотел сделать ее счастливой. И она была счастлива. Жаль только, что это счастье не продлилось долго.
– Что случилось? – вырывается у меня, но я тут же корю себя за любопытство. Сама ведь ненавижу, когда лезут в мою жизнь, а тут допытываюсь… Куда это годится? Однако Альберт
– Я учился на последнем курсе, когда у мамы нашли рак. Четвертая степень. Все последние годы я был настолько занят учебой, университетскими проектами, практикой, что почти не бывал дома. А она не хотела меня тревожить, не хотела отвлекать. Я узнал слишком поздно, помочь ей было уже невозможно. Да и денег таких у нас тогда не было.
– Мне так жаль, – сочувственно говорю я и мысленно осыпаю себя ругательствами, когда вижу, что Альберт отводит взгляд.
«Пытается скрыть свою уязвимость», – проносится в голове. Я машинально тянусь к его руке и накрываю ее своей, пытаясь утешить его без слов, передать ему тепло, в котором он нуждается. Альберт поднимает на меня взгляд и кладет свою ладонь поверх моей, и тепло возвращается ко мне. Несколько мгновений мы сидим в полной тишине, грея друг друга после обрушившихся на голову ледяных воспоминаний.
– Мне тоже жаль. Но знаешь, что она говорила мне в последние дни своей жизни? Что она самая счастливая женщина на свете, потому что вырастила такого сына, как я, и потому, что скоро я стану человеком, который спасет немало чужих жизней, – с мягкой улыбкой произносит Ал, хотя в его взгляде еще прячется горечь.
– Даже не представляю, что ты чувствовал…
– Это было сложное время. Но я стал адвокатом, как ей и обещал. И адвокатом, надо сказать, отличным, поэтому моя мама может мной гордиться.
– Тебе, наверное, сложно говорить о ней. Прости, что спросила…
– Нет, наоборот, я люблю вспоминать о ней, так она продолжает жить в моих словах и мыслях. Кстати, ты мне ее чем-то напоминаешь.
– Я? – чуть не отпрыгиваю назад, и наши руки наконец расцепляются.
– Да. У нее тоже был мягкий взгляд, но сильный характер. А еще она любила вкусную еду и странное сочетание продуктов. Готовила для меня разные блюда из кулинарных книг известных шеф-поваров. Помню, как она решила сделать пирожные из сыра с плесенью и красного перца, это было незабываемо. – Он наконец смеется, и его лицо озаряется непередаваемым светом.
– Ты скучаешь по ней?
– Скучаю. Иногда она бывала невыносима, когда что-то втемяшивалось ей в голову. Никто, даже я, не мог ее переубедить. Но в остальном мама была потрясающей. На этом ставим точку в рассказах обо мне. Теперь твоя очередь.
– Даже не знаю. Как ты заметил, я не очень люблю рассказывать о себе.
– Почему же, мне кажется, наоборот.
– Что? – удивляюсь я.
– Твой взгляд выдает тебя – добрый, искренний, отзывчивый. Ты хочешь все мне рассказать, но считаешь, что тем самым озадачишь меня или вызовешь жалость или другие чувства, которые меня обременят. Но это не так. – Его светлую кожу окрашивает румянец, и становятся видны светло-бежевые веснушки, кое-где разбежавшиеся по щекам. – Но я не буду настаивать. Если ты не хочешь пока рассказывать о себе, то хотя бы открой тайну своего хобби или что это у тебя в квартире за вырезки, статьи, фотографии? Может, я смогу тебе чем-то помочь? Я люблю загадки посложнее.
– Не знаю…
– Подумай над моим предложением. У меня много знакомых, работающих и в полиции, и в прокуратуре, да и вообще уйма всяких разных знакомых, кто был бы рад оказать ту или иную услугу. Так что давай, я не откажусь поучаствовать в твоем расследовании. И, кстати, я кое-что узнал о смерти профессора Олда. Об этом в интернете не прочитаешь.
– И что же ты узнал? – настораживаюсь я.
– Если расскажу, то не испорчу и этот вечер? – серьезно спрашивает он.
– Я уже говорила, ты и прошлый не испортил. Рассказывай.