Пятая четверть
Шрифт:
Вертолет был тесен Зорину-старшему, но он кое-как там устроился и взялся за ручку. Винты пошли. Антону вспомнился вдруг рассказ Салабона о том, как испытывали первый вертолет, как мелькал локоть Васьки Мухина, как мотались лопухи от ветра и как одно за другим оторвались от земли колеса… Лопасти разгонялись все сильней, сильней. Антон чувствовал, как «Птериксу» хочется взлететь. Ему даже казалось, что у «Птерикса», как у птицы, есть ноги, но они поджаты, спрятаны под днищем, и что сейчас он напрягает эти невидимые ноги, чтобы приподняться с чурбаков.
— Ну-у… ну-у, — почти слезно шептал Антон, сам приподнимаясь.
Винт уже превратился
— Лопнула, — сказал он виновато. — Но «Птерикс» не взлетит.
— Не взлетит? — возмущенно воскликнул Антон.
— Нет. Я тут не специалист, конечно, но я где-то читал, что одной мускульной силой человек не сможет оторваться от земли.
— Не сможет? — вроде бы передразнивая, зло процедил Антон, вскакивая. — Гошка, скажи, как человек не сможет оторваться от земли!
— Кончай, Тамтам, — из-под руки пробормотал Салабон.
— Чего кончать?! Теперь уже нет секретов! — Антон повернулся к Леониду. — Думаешь, это первый вертолет, который Салабон строил?..
— Кончай, — опять бросил Гошка.
— Да, да! И все летали! Он на двести метров поднимался. Вот тебе и не сможет!
— Это не я говорю, а наука… Она говорит, что человек слишком тяжел для своих мышц, чтобы летать. Поверьте мне, наука редко ошибается. — Леонид со вздохом прижал руку к груди и печально посмотрел сперва на Антона, потом на Гошку, сидевшего на траве, спрятав лицо в ладонях. — Редко… Если бы такой аппарат можно было построить, его бы построил еще Леонардо да Винчи в пятнадцатом веке.
— Сравнил! — воскликнул Антон. Он ненавидел брата, ненавидел его спокойствие и рассудительность, его взрослость — все ненавидел. — В пятнадцатом веке примуса не знали, а сейчас — Братская ГЭС! — выпалил он, выкидывая в сторону Леонида руку.
— Ты думаешь, в пятнадцатом веке люди прыгали по веткам и улюлюкали? — жестко спросил Леонид.
— Я не дурак.
— Дураки не построили бы «Птерикс». — Леонид вздохнул. — Но вы должны понять, что он не взлетит! Таков закон природы.
Антон зло и растерянно обернулся к Гошке, только сейчас удивившись тому, что тот не защищает свое изобретение, свою идею. Салабон провел ладонями по лицу, поднялся и пошел к вертолету. Аккуратно затворив дверцу и прижав оторванный кусок фанеры, он погладил кабину и вдруг, натужно крякнув, навалился на нее всем телом. «Птерикс» качнулся, приподнялся одним краем, но подскочивший Антон отдернул Гошку.
— Ты что! — бешено закричал Антон. — С ума сошел!.. Может, мы ошиблись и надо переделать!
Салабон вырвал свое плечо и тоже закричал:
— Что переделать?.. Закон природы? Мало каши ел!
— Какая каша? Ты же летал!
— Шиш я летал!.. Раз «Птерикс» не полетел, значит — шиш! — и Гошка выставил кукиш.
— Что?! — прошептал Антон, холодея и видя, как все сосны разом, запахивая небо, валятся на него…
Как он очутился у костра, как в его руках появилась деревянная чашка с дымящейся картошкой и красным куском тушенки — этого Антон не помнил. Он смотрел на картошку, на кусок тушенки и не знал, какое все это имеет отношение к испытанию «Птерикса». А собственно, что произошло?.. Ах да, «Птерикс» не взлетел. И вообще все это обман… «А может быть, я все еще сплю и вижу просто второй ужасный сон?.. Может, шевельнуться — и скрипнет раскладушка?»
— Можешь материть меня или дать по морде — не шевельнусь, — раздался сбоку голос Гошки.
— Значит, ты обманул меня, — тихо проговорил Антон, покачивая головой над чашкой. — И как обманул!.. — Антон обратил покрасневшие, глаза на «Птерикс», который, оказывается, от рождения был мертвым. И Антону вдруг стало жутко — целый месяц они строили его … — Обманул, — опять прошептал он.
— Это не обман. Обман — когда врут, а я верил. Вот, чтоб мне… верил… Откуда я знал, что в природе есть какой-то дурацкий закон?
Антон молчал, неподвижно глядя в огонь.
— И про тот вертик — без вранья. Строили мы его, но тетка увезла меня, и я не знаю, чем там кончилось. Писал, писал и Ваське Мухину, и Косте — ни гугу… Я был уверен, что полетит… А про путешествие — тут да, тут я того… подпустил, — грустно выдохнул Салабон, бессмысленно тыча вилкой в остывшую картошку. — Так что бей мне рожу… А вы-то, Леонид Николаевич, чего вы сразу не одернули нас?
— Я намекал в записках, думал, хоть спросите чего, а вы…
— А-а! — Гошка поморщился. — И так всю жизнь спрашиваешь. Надо же когда-то и своими мозгами шевелить.
— Сколько ты классов кончил?
— Шесть.
— Мало… Мало, чтобы своими мозгами шевелить. Только булькать… Ну ладно, ошиблись — муторно, конечно, но не смертельно. Ньютон вот считал, что Солнце обитаемо, а ничего — прожил почти девяносто лет… А теперь я хочу прочитать вам четвертую записку, которую Света не успела отнести. Я хотел взбодрить вас перед стартом. Сейчас поздно взбадривать, но все же… — Леонид вынул из куртки листок и развернул его. — «По сообщению лондонской газеты «Санди таймс» бизнесмен Г. Кремер в 1959 году установил приз в 5 тысяч фунтов стерлингов тому шустряку, который на самолете с ляжечно-бицепсовым двигателем пролетит по восьмерке одну милю при высоте не менее трех метров. Недавно мастаки из Саутенда сделали первое покушение на премию, но пролетели только пятьдесят метров на высоте полтора метра. Как жаль! Точат зубы на денежки японские студенты… А пока мистер Г. Кремер хихикает и потирает ручки, еще не зная, какой удар пыльным мешком из-за угла приготовили ему Салабон и Тамтам из Братска! Берегитесь, фунты и стерлинги! «Птерикс» вот-вот взовьется и возьмет курс на Лондонский банк! Аминь!» Леонид опустил бумажку, она спланировала прямо в угасающий костер, вспыхнула и сгорела, а почерневший, покореженный остов её вдруг отделился от углей и стал медленно подниматься, покачиваясь и теряя перышки, пока, наконец, не рассыпался совсем.
От этой записки, где «Птерикс» представал живым, Антону стало невмоготу, и на глаза его навернулись слезы. Салабон, склонив голову, молчал. Света удивленно переводила взгляд с одного на другого.
Над поляной, над жерлом зеленой шахты, через которую ребята собирались вырваться в небо, повисло круглое облако. Оно, словно крышка, захлопнуло выход.
Когда все поднялись, чтобы идти домой, Гошка остался сидеть. Он сказал, что задержится и чтобы его не ждали. И маленький отряд, сопровождаемый Тигрой, молча тронулся в путь. Едва отошли метров пятьдесят, позади прогремела очередь из самопала. Антон вдруг побледнел и напролом кинулся обратно — он решил, что Салабон застрелился.