Пятая жертва
Шрифт:
Виталий лукаво посмотрел на Коркина и, натолкнувшись на его холодный, если не враждебный взгляд, пояснил:
– Я имею в виду выпивку, Геннадий, нечего на меня так смотреть. Точно я – бедный Илиодор, а ты – тот белый конь под не менее белым ангелом, который этого самого Илиодора копытом мочит.
– Ну ты, знаток библии, – тонкие губы Коркина растянулись в полупрезрительной ухмылке, – поосторожней на поворотах, а то ведь я и обидеться могу.
– Я не только библию знаю, но и весьма неординарно ее толкую. Возьмем, например, новый завет… историю
– Ну, смотрел, – равнодушно сказал Коркин.
– Так вот, тот классный сексуальный ниггер, который роль Христа исполнял, он, так сказать, поверг меня в искушение произвести переоценку ценностей.
– Заразился ницшеанством? – язвительно спросил Коркин.
– Можно сказать и так. В общем, этот самый ниггер как ни одна страница библии, воспроизводящая эпизод сделки и предательства, открыл мне трагизм образа Иуды.
Вершинина с интересом слушала Карпова.
– Предательство? – она вопросительно посмотрела на него.
– Именно. Разве эмоции, пережитые Иудой в ситуации предательства, менее захватывающи и драматичны, чем истовая вера Христа? Вера, не знающая сомнений, – серьезно сказал Карпов, – есть ли что-нибудь более одиозное?
Вершинина заметила, что Коркин еле сдерживается.
– Цинизм нынче в моде, – язвительно бросил он, – я не против критики, но кто возьмется отрицать могущество веры, ведь за нее люди жизнью платили!
– Ребята, давайте о чем-нибудь нейтральном, – дипломатично предложила Валандра.
– Не люблю нейтральных бесед, – упрямо ответил Карпов. – Я, Ген, не знаю, во что ты веришь, знаю только, что сила искусства в отличие от религии – безгранична. И потом, вспомни шашни римских пап с Карлом Великим. Хитер бобер был.
– Не богохульствуй, – обиженно насупился Коркин.
– Так ты что же, Ген, серьезно в Бога веришь что ли? – не унимался Карпов.
– А ты? – вопросом на вопрос ответил Коркин.
– В самой глубине души… – задумчиво произнес Карпов, отрешенно уставясь в пространство над головой приятеля.
– В этом мы схожи, – уже более миролюбиво заметил Коркин.
Он даже хотел улыбнуться, но улыбка получилась какой-то жалкой и натянутой.
– Да расслабься ты! – Виталий похлопал Геннадия по плечу. – А что начальницы службы безопасности, как они относятся к Богу? – шутливо обратился он к Валандре.
В этот момент к ним приблизилась все та же сиплоголосая официантка и, опустив на стол поднос, с сосредоточенным видом принялась выставлять на скатерть тарелки, рюмки и фужеры.
– А о наших питейных запросах вы не забыли? – нагловато влез Карпов.
– Одну минуту, – прохрипела официантка и, удалившись с пустым подносом в руках, вскоре принесла бутылки с веселым зельем.
– Только ты Ген, не обижайся, я ведь о твоем полном и безоговорочном удовлетворении пекусь… Может, ты водки хочешь?
– Нет, не хочу, – опять нахмурился Коркин.
– Виталий, – строго сказала Вершинина, – по-моему, это перебор.
– Да
– Ты мне говорил, что помогаешь людям избавиться от комплексов, но по-моему, у тебя у самого подростковый комплекс, – иронично заметила она, – тотальная жажда противоречия.
– Я смотрю, вы и в психологии разбираетесь, – хитро улыбнулся Карпов, – а насчет комплекса могу сказать, что со всем соглашаться – признак приспособленчества и равнодушия.
– Вот это ты загнул! – Коркин поднял глаза от тарелки, на которой аппетитной светло-зеленой горкой возвышалась мелко нашинкованная капуста. Ярко-оранжевые вкрапления моркови, листик петрушки и фиолетово-малиновая горстка клюквы на краю тарелки превратили заурядный овощ в оригинальное блюдо. – По-твоему, если два человека придерживаются одного мнения по какому-нибудь вопросу, они – непременно конформисты?
– Конформист тот из них, кто, не думая, принимает мнение другого, – парировал Карпов, деловито насаживая на вилку сочащееся сметаной и красным соком колесико помидоры.
– Но ведь должен существовать какой-то консенсус! – вмешалась Вершинина.
– Не наше слово, – хихикнул Карпов, – до чего не наше! – скроив серьезную мину, он медленно покачал головой. – Я вам сейчас случай расскажу – обхохочетесь!
Иду, значит, я пару дней назад слегонца поддатый вдоль ограды «Липок» со стороны дома Офицеров. Иду не один – с девушкой. Девушка осушила не больше – не меньше бутылку забористого «Толстяка» и несла ее, жертва интеллигентности, в руках, потому что ни одной урны в поле зрения не было. Ну, мы с ней дурачились немножко, смеялись, жестикулировали.
И не заметили… – понизив голос, Карпов явно бил на театральный эффект, – у входа в дом Офицеров целая бригада ментов лясы точила. А они-то нас заметили. Двое отделяются, значит, от всей этой честной компании, переходят дорогу. Тот, что в штатском, ведет такого грозного барбоса на поводке – ну, прямо, полицай времен Второй мировой.
А мы вроде как бежавшие из концлагеря партизаны, – Карпов захихикал. – Подходят с такими крутыми серьезными харями и давай нам про сто шестьдесят вторую статью заливать: мол, в нетрезвом виде появляться в общественном месте строго запрещается. Я достаю спокойно блокнотик, записываю фамилию, чин того дылды, что в форме, спрашиваю, чего они хотят. Они отвечают, что забрать нас хотят, говорят, что я, мол, на девушке висну и они очень сомневаются, донесет ли она меня до дома.
Я, конечно, смотрю на них как на полных кретинов, каковыми они, к слову будет сказано, и являются, и заверяю их, что до дома – рукой подать, что я в нормальной физической форме и не собираюсь захламлять вверенный сержанту Аслоняну партией и правительством участок своим бренным телом. Тут девушка говорит:»Давайте попробуем найти консенсус». На что, беспокойно повращав глазами, мент в штатском откликнулся очень интересно.
– Что же он сказал? – нетерпеливо полюбопытствовала Вершинина.