Пятьдесят девственниц
Шрифт:
Жемчужный, был одним из многих портов, что принадлежали Лиге Вольных Городов. Во всех войнах Лига держала непреклонный нейтралитет, который приносил выгоду, как правило всем враждующим сторонам, а пуще — самой Лиге. На пиратство здесь смотрели, как на неиссякаемый источник доходов для города и, почти все, что здесь происходило, имело то или иное отношение к порту.
Первые два дня мы были заняты выгрузкой своей законной добычи и я лишь мог любоваться панорамой одно- и двухэтажных домов по берегу гавани. Наконец, от большей части бесполезного барахла удалось избавиться и мы приступили к дележу. И вскоре, распределив
Доля моя составила не много, не мало — две золотых и четыре серебряных монеты, да еще обломок бруска того же металла размером почти в ладонь. Было, правда, еще кое-что из вещей, которые подошли мне по размеру и ржавый кинжал в тусклых ножнах.
Некоторые могут удивиться, как это можно рисковать жизнью за столь низкую плату, которую, вероятно, любой подмастерье, при достаточном усердии, в состоянии заработать за пару месяцев. Но тут я должен сообщить, во-первых, что плавание наше проистекало в неблагоприятное время года, да к тому же, мы не продали захваченные корабли, ибо нашей столь разросшейся команде нужно же было где-то помещаться.
Во-вторых, изрядная доля добычи ушла на закупку продовольствия для такой огромной ватаги.
А, в третьих, с гордостью должен сказать, что мы — вольные мореплаватели — народ настолько отчаянный, что готовы, пусть, лучше с опасностями для собственной жизни, жить разбоем, нежели тянуть постылую лямку честного труда в холе и сытости.
На гостеприимный берег порта Жемчужный я сошел настоящим пиратским шкипером. Наряд мой составляли заметно латаные в нескольких местах красные шаровары, розовый камзол с посеребренными галунами из коих один, правда, был оторван почти до половины. Не желая отягощать себя шапкой, я перевязал голову черным платком на пиратский манер, а на плечи накинул меховой плащ, купленный некогда на ярмарке в Заячьем Зубе. Плащ был не по погоде, ибо зимы в Жемчужном теплые, но зато выглядел достаточно богато и должен был вызывать ко мне уважение. Единственное неудобство составляла сабля заткнутая за мой красный кожаный пояс, которую я решился взять потому что она была менее ржава, чем кинжал.
Мой милый дружок Трина красовалась в легком платьице, которое я ей когда-то подарил. Маленький Крикун был одет неброско, чтобы не выделяться в толпе. Лучше же всех вырядилась Быстрые Глазки, одевшись, по своей привычке, на мужской манер. На ней был отличный камзол из синего бархата, темных тонов штаны, легкие кожаные сапоги и шляпа с перьями. Вооружилась она легкой саблей в богато инкрустированных ножнах.
— В таверну? — оглядев нас предложила Быстрые Глазки и приказала. — Крикун, не морщись, любая таверна в этом городе — тот же бордель.
Ее младший братец заметно повеселел, я же лишь плечами пожал:
— Куда угодно, лишь бы там не кормили солониной. Курица или индейка, вдосталь хорошего вина — вот и все, что требуется утомленному вольному мореплавателю.
— И изюма! — напомнила любимая Трина.
— Изюма будет достаточно, — улыбнулась наша предводительница. — Ты же получила свою долю.
Действительно, подобно всем, девочка получила свою долю от награбленного и, хотя доля эта была меньше, чем у Крикуна, а все ж таки, ей перепало пяток серебряных монет. То есть, ровно та сумма, за которую я сам когда-то ее купил.
Таверн
Сначала я хотел было предложить ей уйти восвояси, до того не понравилась мне толпа беснующаяся вокруг нескольких составленных вместе столов. На столах бездвижно застыли три весьма скромно наряженные особы женского пола, старшей из которых было никак не меньше двадцати, а младшей — не больше тринадцати. Еще одна особа, чьи объемистые груди постоянно выскакивали из глубоченного декольте, металась вокруг них и торопила окружающих приготовиться, ибо действие вот-вот начнется. Потом, спросив у окружающих, что здесь происходит, я и сам весьма заинтересовался.
23
— Пойдем же наверх, ведь ты был голоден! — дернула меня за рукав Быстрые Глазки.
— Ты что, не видишь, это же аукцион, — объяснил я. — С молотка продают девственность тех троих скромниц.
— Бес В Ребро, — хмуро сказала она. — Разве тебе доставляет удовольствие смотреть на падение несчастных, вынужденных предстать перед этим улюлюкающим сбродом и продавать с торгов то, что только и составляет единственное достояние честной девушки? Разве ты настоль бессердечен?
— Тебе это тоже доставило бы удовольствие, — понизив голос так чтобы не расслышали окружающие пообещал я, — знай ты, что из этих, якобы, девиц, девственность до сегодняшнего дня сохранила лишь одна.
— Откуда тебе это известно? — изумилась она.
— Как? Ты действительно не веришь в магию? — возмутился я. — Ты же слышала своими ушами, что Инкуб снабдил меня талантом с первого взгляда определять девственниц! Нет, ты, определенно, никогда не принимала меня всерьез!
— Прости, Бес В Ребро, — извинилась мой товарищ по разбойничьему ремеслу, — но в это трудно поверить. Хотя, ты говоришь так убежденно, что мне не остается ничего другого. И кто же из них девственница? Наверное та малышка с маленькой детской грудкой, она кажется моложе всех остальных?
— Не угадала, — усмехнулся я. — Попробуй еще раз, мой милый дружок Быстрый Ротик.
Шутливое это прозвище я придумал ей сам после того, как она дважды неумело, но весьма старательно удовлетворила мою похоть, чтобы уберечь Трину.
— Никогда не называй меня так! — сердито сверкнула глазами спутница. — Не быть мне мастером плутовства, если девственницей окажется самая старшая среди них. Она ведь совсем не взволнована своей предстоящей судьбой!
— Меж тем, это именно так, — еще больше понизил голос я. — Те две юные шлюшки, скорее, еще большие плуты, чем мы с тобой.
— Если ты прав, то это действительно потеха, — рассмеялась Быстрые Глазки, — смотреть на глупцов, которые швыряют деньги на то, чего нет и в помине!
— Во истину, Инкуб дал мне бесценный дар, — вынужден был признать я. — Как смог бы я выполнить его поручение, если вокруг девственности творится столько обманов, что и не счесть?
Торги начались со старшей.
— Нашей дорогой Мисе исполнилось двадцать три! — взяв ее за руку объявила аукционистка. — Кто из вас пожелает лишить ее девства? Не скупитесь, не скупитесь, добрые господа! Вот вы, вы так на нее уставились, она, и правда, лакомый кусочек, не стесняйтесь же, назовите вашу цену!