Пятьдесят оттенков Серого волка, или Шапка Live
Шрифт:
– Вовчик? Я, видишь ли, занят немного, ты не мог бы…
Вероятно, Серов-Залесский просто не успел сориентироваться, потому что выпалил:
– Шеф, у меня для вас хорошая новость! Мы нам в проект Бабушку нашли…
– С каких это пор ты стал кастингом заниматься, я тебе вроде не за это плачу, – раздраженно спросил Брюковкин, а затем сделал паузу: – Стоп. Бабушку? Мы? Кто это «мы»?
– Мы с Красной Шапочкой, – похоже, выпад режиссера не подействовал на Волка. – Короче, у нашей Красной Шапочки есть Бабушка, которая…
– Стоп, – повторил режиссер. – У Красной Шапочки?
– Нет, у той, о которой Шарль Перро писал, – ответил Волк, улыбаясь своей фирменной улыбкой, за которую любая компания, выпускающая зубную пасту, душу продала бы, узнай она, что волки тоже чистят зубы по утрам и вечерам. – Конечно, нашей, другой у нас нет… и не надо.
– Она что, рядом с тобой, что ли? – уточнил Брюковкин. – То-то я ей названиваю, а у Ларисы дома никто трубку не берет. А можешь пригласить ее к телефону? Так по ней соскучился, если бы ты знал…
– Не вопрос. – Волк протянул Красной Шапочке трубку.
Смятение от слов режиссера в душе нашей героини перешло из «очень свежего» в «штормовое» и продолжало уверенное движение к отметке «ураган». А еще молчали и Внутренняя Богиня, и Разумей, и это уже было странно, чтобы не сказать – тревожно.
– Лев Львович, я… это, – Красная Шапочка не знала, что сказать. – Вот.
– А я даже волноваться начал, – голос режиссера внезапно стал бархатным, как плюшевый мишка Тедди. – Звезда моя, я очень рад. Я помню твою Бабушку, видел лет двадцать назад, очень она меня тогда впечатлила. Съемки у нас опять задерживают. Меня срочно вызывают к руководству. Будут стружку снимать, – и режиссер тяжело вздохнул.
– «Стружку»? – растерялась Красная Шапочка. – Боитесь, вам опять кого-то навяжут, то есть посоветуют?
– От навязывания я отобьюсь, – в голосе Брюковкина чувствовалась усталость. – В общем… Ты не могла бы приехать в Москву, скажем, завтра? В твоем присутствии я чувствую себя более уверенно.
Волк недовольно фыркнул, но комментировать слова Льва Львовича не стал.
– Обязательно буду, мне Бабушку завтра встречать, – сориентировалась Красная Шапочка, но потом спохватилась. – И мы вместе с нею приедем к вам на студию!
– Завтра? Ну наконец-то хорошие новости. Удача-то какая!
– Вообще-то это Волк придумал, – заявила Красная Шапочка, но, похоже, к этому моменту она разговаривала уже не с режиссером, а с компанией сотового оператора.
Телефон замолчал, Красная Шапочка рассеянно положила аппарат на стол, обернулась… и встретилась взглядом с Волком.
Глаза Волка в свете яркого июльского солнца казались золотыми, как у ацтекских изваяний, но, в отличие от них, были живыми. Он смотрел на Красную Шапочку и молчал.
Красная Шапочка смотрела на Волка своими небесно-голубыми глазами и молчала.
Небритый Купидон, сидя на ветке дерева поблизости, деловито раскуривал папироску, смотрел на наших героев и молчал.
Молчали Разумей Занудович и Внутренняя Богиня. Даже Девочка-девочка встала на носочки и вытянулась столбиком, как любопытный суслик при виде участника ралли «Париж – Дакар».
Затихло все: шум тракторов на поле, собаки, разговоры
Весь мир погрузился в такую тишину, которой, наверно, не было в этом месте со времен появления здесь съемочной группы.
И так продолжалось долго, а может, и не очень долго. Трудно сказать, ведь счастливые часов не наблюдают. А иногда люди бывают счастливы, сами того не зная и в тех ситуациях, когда, казалось бы, для счастья нет никаких поводов.
И на волков это тоже распространяется.
Наконец Красная Шапочка не выдержала. Молчать она не любила. Наверно, в каждой женщине есть немного от птички, а в Красной Шапочке этого немного оказалось намного больше, чем положено по норме. Не то чтобы она являлась болтушкой, но точно не была Плотвой, хотя и Плотва порой могла часами источать междометия, заменяющие ей нормальную русскую речь.
– Ну и чего ты на меня так смотришь? – она уперла руки в боки, невольно повторив фирменный жест своей Матушки, удачно копируемый Внутренней Богиней. – Я опять что-то сделала не так? Я не накрашена, не надушена, умывалась исключительно детским мылом, хожу в кроссовках. Что я сделала не так?
Волк ничего не ответил, а лишь продолжал красноречиво смотреть на Красную Шапочку. Она, как и любая из дочерей Евы, не нуждалась ни в каких ответах. Некоторые мужчины наивно полагают, что, не вступая в спор, они могут свести его на нет. Несчастные, как же они глубоко заблуждаются! Легче рассеять девятибалльный шторм, помахав платочком, чем остановить женщину, когда она решила выяснить отношения, расставить точки над «i» или просто устроить истерику.
– Я вообще не понимаю, какие у тебя ко мне могут быть претензии? – ураган по имени Красная Шапочка еще только набирал силу, но флюгера с окрестных крыш уже решили, что они тоже птицы и понеслись вслед за потоком ветра; судя по всему, и сами крыши готовы были последовать их примеру… – Ты ревнуешь меня ко Льву Львовичу? Ха, какой умный нашелся, сидишь себе на…, хм, на стульчике, дуешь чаек и делаешь вид, что тебе все равно. Что тебе плевать! А это, между прочим, обидно!
Волк продолжал смотреть и отмалчиваться, только голову низко опустил. Какое бы место в мире ни занимал мужчина, есть в голосе разгневанной или расстроенной женщины что-то такое, что заставляет его испытывать стыд даже тогда, когда стыдиться вроде бы абсолютно нечего.
– Могу отвезти тебя в Москву, – неожиданно предложил Волк. – С Борисычем я договорюсь, и он даст мне свой «уазик».
– Хорошо, – легко согласилась Красная Шапочка. – Тогда поедем прямо сегодня, Матушка обрадуется. А почему ты прячешь глаза? – Неожиданно спросила она Волка.
Выбравшись из-за стола, Серов-Залесский встал перед девушкой.
– Иди собирайся, я заеду за тобой.
– А накраситься мне можно? – серьезно спросила Красная Шапочка. – Все-таки в Москву едем, а у меня лицо голое.