Пятьдесят первый дракон (сборник)
Шрифт:
— Меня это страшно шокирует, — заявила Энн. — Если уж тебе непременно надо согрешить, то почему бы не начать с какого-нибудь маленького грешка?
— И что же ты предлагаешь?
— Все грехи одинаковы.
— Гордыня. Зависть. Вожделение. Леность. Чревоугодие. И гнев! — отбарабанил Арт шесть из семи смертных грехов. — Господи Боже мой, вот уже десять лет ты носишься со мной, как курица с яйцом! Диву даюсь, как это я еще дышу без твоего разрешения! Я давно не младенец и могу сам за себя решать!
Он
— Ну, и куда же ты пойдешь, как ты думаешь? — холодно спросила Энн, глядя, как Арт шарит руками в поисках носков.
Намеренно впадая в гнев, чтобы согрешить, Арт довел себя до белого каления.
— Пойду найду кого-нибудь, кто даст мне то, чего я не могу получить от тебя! Ты хочешь мне помешать?
— Арт Браун! Я не потерплю такого тона! — вскричала Энн, шокированная демонстрацией подобной жестокости.
— Ну что ж, попробуй остановить меня! — Арт никак не мог натянуть пуловер. Энн со вздохом встала и, вытащив его левую руку из одного рукава, направила ее в другой.
— Вот так, — с материнской терпеливостью сказала она и, сняв с вешалки пиджак мужа, протянула ему. Он вырвал пиджак у нее из рук и нахлобучил шляпу.
— Хочешь ко мне подольстится? Ничего не выйдет. Вернусь я без этого нимба, так и знай.
— Взял бы пальто, — предложила Энн. — На улице довольно холодно. Зачем мне муж, у которого из носа течет?
Арт опустился на кровать.
— Бесполезно, — с жалким видом признался он. — Гнев на меня не действует.
— Ты такой славный, что просто не сможешь стать подлецом, даже если захочешь. — Осторожно, стараясь не задеть нимб, она погладила его по волосам.
— Я думал, что разыграю все как по нотам, — со вздохом сказал Арт. — Так с какого греха начнем?
— С чревоугодия. Идем в какой-нибудь шикарный ресторан.
— Но это нам обойдется гораздо дороже, чем проститутка.
— А я ничего не буду есть, — заявила Энн. — И не думай, что впадаешь в чревоугодие, когда ешь спагетти в какой-нибудь дешевой закусочной!
Ресторан «Тре Скалини» рекомендовал Арту Бен Шварц. Там была терраса, и Арт мог сидеть на солнышке, не снимая шляпы. Ресторан находился на пьяцца Навоне, красивой площади с фонтаном из четырех фигур, изображавших речные божества. Арт заглянул в меню.
— А не предпочтут ли синьор и синьора столик в тени? — предложил официант, говоривший по-английски, как говорят итальянцы в Нью-Йорке. — Очень уж жаркое солнце.
— Потому-то я и прилетел в Италию, — отпарировал Арт, натягивая шляпу пониже. — Принесите мне «феттучине алла миланезе». Готов спорить, это лапша в мясном соусе.
— Верно, — согласился официант, — но как приготовлено!
— Ну что ж. Ну а потом… — и Арт назвал еще несколько лакомых блюд.
— Синьора
— Я?! — отозвалась Энн. У нее уже слюнки текли. — У меня легкое несварение, ничего в рот не лезет.
— Perfetto! — сказал официант, скрывая удивление: ведь заказа Арта вполне хватило бы на семью из четырех человек. — Тогда, если синьора позволит, могу предложить от несварения «пиччикончино кон фунги».
— Ничего не надо! — резче, чем хотела, сказала Энн. Разговоры о еде отнюдь не поднимали ее настроения.
— Вино? — Официант привык к женщинам, стремившимся похудеть и готовым ради этого на все.
— Давайте и вино. — Нимб вконец лишил Арта аппетита, но если Арт напьется, может, и аппетит появится.
— Сколько же все это стоит? — спросила Энн, когда официант ушел. — Обед обойдется нам в целое состояние!
— А я что говорил? Гораздо дешевле было бы…
— Я не желаю обсуждать этот вопрос! — отрезала Энн. Она уже ненавидела и Арта, и Рим, и ресторан «Тре Скалини», и муки голода.
Официант подал первое блюдо и вино.
— А если чревоугодие не сработает? — спросил Арт, чувствуя, как оливковое масло проходит по горлу в пищевод.
— После таких затрат? — мрачно сказала Энн. — Должно сработать.
— Я мог бы попытать счастья и с завистью, — сказал Арт, блуждая глазами по обнаженным дамским плечам.
— А я ничуть не завидую тому, что ты обжираешься, — сказала Энн, уже не в силах бороться с разыгравшимся аппетитом.
— Да я не о тебе. — Арт так и пожирал взглядом одну молоденькую женщину с темными, кокетливыми глазками. — Просто подумал, а нельзя ли немного сэкономить.
— Тут я с тобой, — с надеждой сказала Энн.
— Зависть — смертный грех, правда? Если я кому-нибудь позавидую — скажем, вон тому кинорежиссеру, — разве я не согрешу?
— Поменьше пей и выражайся яснее, — сказала Энн, глядя, как Арт наполняет свой бокал. — Откуда ты знаешь, что он кинорежиссер?
— Это наверняка Феллини, Висконти или Антониони. Он может выбирать самых красивых женщин. Ты только посмотри вон на тех трех! Небесные создания!
— Перестань на них таращиться, это неприлично, — сказала Энн, испытав укол ревности.
— Представляешь — три сразу!
— Ты мне противен!
— Я прямо лопаюсь от зависти, — признался Арт.
— А я подумываю о разводе, — Энн отодвинулась вместе со стулом, будто собиралась немедленно отправиться к адвокату по бракоразводным делам.
— Я лишь пытаюсь разжечь в себе зависть, — горестно сознался Арт и повернулся к очередному блюду. — Съешь кусочек цыпленка, а? Меня уже воротит от одного его вида.
— Ты заказывал — ты и ешь! — приказала Энн, хотя тонкий аромат цыпленка с травами причинял ей танталовы муки.