Пятерка с хвостиком и другие веселые повести
Шрифт:
— Она хороший хлопец, — неожиданно покраснев, сказал Игорь. — У нас с ней все дружат… А чего ты не включаешь приёмник? Ты включай, не стесняйся. Я недавно поменял батарейку.
Я внимательно посмотрел на него и понял, что он умышленно меняет тему разговора, что больше о Вальке говорить не стоит. Я его хорошо понимал. Мне тоже было бы неприятно, если бы кто-нибудь говорил о Гребенючке…
Я не знаю, сколько мы ещё просидели на берегу возле пенька, но вот послышался голос вожатого:
— Игорь, ребята, идите скорее! Уха готова!
— Пошли! —
Я как выпил тогда с утра стакан молока, так после этого маковой росинки во рту не имел. Был голодный, как арестант, и предложение Игоря мне, конечно, очень понравилось. Думаю, что и Кукурузо хотел есть не меньше.
Но неожиданно он сказал Игорю:
— Ты иди, а мы тут посидим. Мы как раз перед вашим приездом хорошенько позавтракали.
Я заморгал глазами и разинул рот, но, конечно, промолчал.
— Да не выдумывайте, ребята, пойдёмте! Такой ухи вы сроду не ели, ручаюсь! — уговаривал Игорь.
Кукурузо упрямо отказывался. Я, глотая голодные слюни, поддерживал его.
Наконец Игорь махнул рукой.
— Да ну вас! Подождите, я сейчас вожатого на вас напущу! — и побежал к костру.
Однако через минуту вместо вожатого прибежала длинноногая Валька. И сразу набросилась на нас:
— Это ещё что такое?! А ну марш есть уху! Если бы вы меня пригласили, что, я разве отказалась бы?! Я бы отказалась разве, если бы вы меня пригласили?! А ну быстрее!
И, к моей величайшей радости, Кукурузо, который так упрямо отказывался перед Игорем, тут вдруг моментально уступил и покорно поплёлся за девчонкой. И снова мне почему-то вспомнилась Гребенючка…
Я не знаю: то ли я был просто очень голоден, то ли в самом деле уха была какая-то особенно вкусная, но мне показалось, что я действительно сроду не ел ничего подобного. А я же разбирался в ухе. У нас, в нашем «рыбачьем» селе, умели её варить, и сам я варил не раз. Но эта просто дух забивала — такая вкусная. Все причмокивали от удовольствия и хвалили Сашка-штурмана. А он сидел возле котла с половником в руках и, как всегда нахмуренный, внимательно следил, кому дать добавки.
Теперь мне было понятно, почему все так обрадовались, что сегодня Сашкина очередь готовить завтрак. Он был у них признанным кашеваром.
Вскоре все наелись и разлеглись на траве вокруг костра — отдохнуть. Кто-то первый тихо затянул песню, кто-то поддержал, и песня выросла, окрепла и взлетела над плёсом — даже пригнулись камыши…
Реве-е та сто-огне Днi-iпр широкий.
Сердитий вi-iтер за-авива-а…
Как хорошо было вот так лежать на траве, смотреть в голубую бездну неба и хором петь песню. Казалось, вся земля, весь мир слышит её.
Вожатый тихонько встал, пошёл к лодкам и вернулся с аккордеоном. Песня зазвучала ещё сильнее, ещё слаженней…
Когда кончили «Реве та стогне…», вожатый сказал:
— А теперь нашу, пионерскую: «Взвейтесь кострами». Затягивай, Сашко.
— Только так, —
Я никогда бы не подумал, что у него такой чистый, звонкий и высокий голос. «Вот тебе и чудаковатый штурман Сашко — «только так»! Мало того, что знаменитый кашевар, ещё и певец такой!»
Взвейтесь кострами,
Синие ночи.
Мы пионеры -
Дети рабочих…
Близится эра
Светлых годов.
Клич пионера:
«Всегда будь готов!» -
рвалась в небо песня.
Пели мы часа полтора, а то и больше. Какие только песни мы не пели — и украинские народные, и революционные, и старые комсомольские, и современные, и песни из кинофильмов.
Потом Игорь сказал:
— А теперь, может, пусть Валька станцует…
«Сейчас начнёт кривляться, отнекиваться, а её будут уговаривать», — подумал я. Но она сказала без всякого:
— Пожалуйста. Могу станцевать.
Тут я заметил, что Кукурузо почему-то покраснел и беспокойно заёрзал на месте. Кстати, я ещё и раньше, когда пели, заметил, что мой друг всё время смотрел на Вальку, а когда она случайно встречалась с ним глазами, он сразу отводил взгляд.
— Украинский танец козачок! — объявил вожатый и заиграл на аккордеоне.
Валька начала танцевать. Над моим ухом часто-часто, словно запыхавшись, точно это он сам танцует, дышал Кукурузо. А когда Валька кончила танец и все захлопали, он не стал хлопать, а почему-то нахмурился и отвернулся.
Потом девочка в очках читала стихи Маяковского. Хорошо читала, только очень кричала — наверное, даже в селе было слышно.
В общем, получился неожиданный концерт художественной самодеятельности. А потом стали купаться. Игорь плавал кролем, Сашко-штурман — брассом, да и Валька ничего плавала (правда, по-девчачьему — задрав голову и отфыркиваясь, как кошка). Но прыгать в воду с вербы никто не умел. И вот тут-то мой друг Кукурузо показал, что такое васюковские хлопцы. Вскарабкался на самую верхушку, раскачался, как обезьяна, на ветке и ка-ак прыгнет — почти минуту летел и почти на середину плёса залетел. Все только ахнули. А вожатый сказал:
— Молодец! Из тебя может выйти хороший спортсмен. Тебе надо в секцию по прыжкам в воду. Молодец!
Меня разобрало, и я хотел доказать, что я тоже геройский парень. Я поплевал на руки и полез на вербу. Но меня постигла неудача. Ужасная неудача. Я зацепился за сучок и разодрал трусы — да как разодрал! — сверху по бедру до самого низа (даже резинка лопнула). Чуть не плача от стыда и горя, я бесславно спустился вниз. Однако никто не стал смеяться надо мной. Наоборот, все меня успокаивали: