Пятеро из Рубежного Легиона
Шрифт:
Ему стало относительно легче.
Правда, что-то просыпалось в нем периодически. Рвалось наружу. Но он пресекал такие позывы на корню. А уж когда сильно приспичит, отправлялся к женщинам.
Вкус к прекрасному полу он приобрел довольно рано. И эти ощущения его никогда не подводили, в них он не испытывал никаких сомнений. Единственное, что угнетало его в отношениях с женщинами так это то, что даже самая необыкновенная барышня со временем склоняла его к самым обыкновенным действиям и нормам, к ужасающей определенности со всеми вытекающими — в виде пожизненного
Вот тогда он утрачивал свое самое главное влечение, которое всеми силами оберегал от внешнего воздействия и лелеял в глубине души, — вкус жизни…
И… и искал другую пассию…
Как только на Земле начались бесконечные войны, вкус жизни у Субботина видоизменился. От цветовой гаммы многообразия существования он перетек в фазу, в которой было важнее не наполнять свою жизнь различными оттенками и ощущениями, а попросту сохранять это свое существование.
Поначалу, конечно, он пытался почувствовать эстетику боя, даже мнил себя этаким художником, с легкостью наносящим неожиданные и причудливые мазки на холст битвы. Но продолжалось это недолго.
До первой рукопашной.
Получив шрам от ножа, пробороздившего его лицо, он впоследствии старался избегать всяких спонтанных «художеств» на поле брани.
Да уж, этот первый бой…
Он никогда не уйдет из памяти. Наверное, как и первая женщина. Конечно, глупо такие события из абсолютно различных граней реальности ставить в один ряд. Но они завладевают твоим сознанием навсегда и время от времени всплывают в памяти душещипательными обрывками, как их не гони, чередуясь, выскакивая в самый неподходящий момент, заставляя переживать те минуты снова и снова, но теперь уже подсказывая, как лучше было бы поступить, что тогда было совсем неочевидным.
Порой, позволяя взглянуть на давно минувшее, как происходящее прямо сейчас, и даже как будто со стороны: вот — нерешительность и безудержность, неправильная реакция на женский порыв, ее смущение и обманутые ожидания; вот — нырнув в окоп, замешкался, лихорадочно перезаряжая автомат непослушными пальцами, и дай ты очередь в тот куст под холмом на пару секунд раньше, остался бы в живых веснушчатый паренек из второго взвода…
Субботин прочувствовал многие вкусы сполна.
Правда, до глубин одного из вкусов он не желал доходить. Сопротивлялся этим глубинам, как только у него получалось. Но сознание крошилось и его затягивало в пучину…
Как не пыжься и не утихомиривай себя — от страха не убежать. Страх — естественное чувство. Даже осознанное. Ты знаешь, чего боишься в данный момент. И даже можно научиться контролировать его.
А вот паника…
И не та, что создана толпой. Не та, что считается болезнью в виде модных в обществе искусственных панических атак от стрессов и перегрузок. А реальная внутренняя паника, рождающаяся в те секунды, когда ты оказываешься на волосок от гибели, когда ты балансируешь на зыбкой границе между жизнью и смертью.
Когда ты понимаешь, что бессилен, что все…
Вот это полный внутренний капздец. Атака из атак. Сознание крошится бесповоротно. Субботин
Так у него и проявился навязчивый блиндажный синдром.
У каждого есть своя нора, где он может укрыться от любой напасти. Где тихо и спокойно. Где сердце колотится в комфортном режиме. У каждого должна быть такая нора — постоянная или временная. Она необходима всякому.
В погребе спокойно. В погребе безопасно…
Первая паническая волна была длительной, растянулась чуть ли не на весь отпуск, но, в конце концов, отступила. Схлынула. Мозг человека справляется с задачами и не таких уровней сложности.
Сам по себе.
А после, уже во всех деталях распознав эти ощущения, он в той или иной мере пытался противостоять им, пользуясь, даже смешно сказать, советом очередной подружки, которая говорила совсем о другом, но вышло, что очень даже в тему — «не углубляйся и извлекайся».
Малодейственное средство, но все же…
Больше всего на войне Субботина раздражала формулировка «небоевые потери». Ну, в мирное время — это понятно. Но не теперь.
Нелегко смотреть на мозги новобранца, который впал в ступор и не сумел отскочить подальше от перевернувшегося БТРа, или, разбирая оружие, боец провалился в выползшие внезапно воспоминания и позабыл его разрядить.
Вот вчера этот солдат сражался на поле битвы, хорошо ли плохо — неважно, вчера он мог стать героем посмертно, а сегодня погиб по дурной случайности — и все, он просто «небоевая потеря».
Бесславная небоевая потеря…
Любые потери личного состава Субботин для себя считал боевыми, потому что — война. Не было бы ее — возможно, не было бы и этих смертей.
У командования Субботин был не на лучшем счету. Особенно после одного случая. Тогда он командовал ротой. Его подразделение перебросили на вероятное направление удара противника, усилили минометной батареей и пригнали реактивную систему залпового огня.
Ждали долго. Неприятеля все не было. Ожидание всегда тяготит. Видимо, из-за этой долгоиграющей тягости кто-то из штаба мазнул наспех своих «художеств» на холст предстоящей битвы — многозарядную пусковую установку перебросили на другой участок.
Жаль. С ней было намного спокойнее.
Чуть позже и минометную батарею сократили до одного расчета, мол, где-то там минометчики будут нужнее.
По мнению Субботина, наспех меняющиеся стратегические планы — редко приводят к добру. Командование поступило опрометчиво. Даже халатно. Безусловно, необходимо незамедлительно реагировать на изменения на поле сражения, принимать верные тактические решения. Но в масштабе, как он был твердо убежден, — только заранее спланированные действия, только четко продуманный замысел — ведут к победе.