Пятеро на леднике
Шрифт:
— Икра арестована!
— Кретин! — закричал Лур. — Убожество! Второгодник!
Марзук направил в грудь Лура черный раструб распылителя и глухо проговорил:
— Физически я вас могу уничтожить просто в тысячную долю секунды! — Он нагло ухмыльнулся зеленым ртом. — Но сначала я вас раздавлю своим интеллектом! Следуйте за мной в экспериментальное зало!
Глава двенадцатая
За изогнутым, точно лекало, столом сидели члены Мозгоцентра в застегнутых мантиях. В глубине зала
Вошел Марзук, за ним — связанные Лур и Тишкин. Все встали, склонив узкие плешивые головы. Одно место за столом, в центре, пустовало. Марзук, сдержанно говоря на ходу: «Сидеть, сидеть», прошел к этому местту. Лур и Тишкин сели на широкую скамью сбоку, как подсудимые.
Марзук встал, постучал карандашом по графину, важно откашлялся.
— Итак, я начинаю вас уничтожать интеллектуально, — сказал он, обращаясь к Луру.
— Валяйте, — равнодушно ответил Лур, погружаясь снова в свои противоречия.
Марзук вдруг заговорил так пламенно, что у него васильками засветились оттопыренные уши:
— Коллеги, проблема создания гармонической личности душит нас как никогда. Установка по производству счастливых граждан дала нам несколько миллионов великолепных человеко-единиц. Они беспрерывно ликуют. Но что делать со старым населением, которое хоть и спит, но бессмертно и никак не убывает? Складирование и штабелирование граждан не вызывает ихней поддержки. Я с моей группой синтеза разработал химически дерзкий вариант создания новой личности из старого материала. Суть его проста: троих слабеньких рюмян мы расплавляем, размешиваем и превращаем в одного!
В зале стало темно, светилась только гигантская колба. В колбу по легкой лесенке бодро спустились трое рюмян в хитонах. На дне колбы они пожали друг другу руки и начали раздеваться.
Тишкин смущенно кашлянул, наклонился к Луру:
— Неудобно… перед симпозиумом-то.
— У нас же нет пола, — ответил Лур уныло.
Марзук сказал громко, ледяным мертвым голосом, положив пальцы на рукоятку черного ящика:
— Начинаю опыт! Включаю рубильник! С нами химия!
Тотчас от стен колбы в троих рюмян ударили тонкие струи жидкости, запахло керосином и уксусом. Колба с воем закрутилась, в ней закипела пена.
Марзук, сияя голубыми ушами, давал пояснения:
— Сейчас в колбе распадаются, взаимопроникаются, сливаются интеллект, атлетизм и доброта.
Установка вращалась все стремительнее, покрывая хриплым воем слова Марзука:
— Мы будем сливать, смешивать, размешивать любое количество устаревших биоединиц. Мы сможем создавать тесто, так сказать. А из этих продуктов полураспада лепить новое…
Тишкин вдруг вскочил, вырывая из-за спины связанные руки, закричал:
— Подожди, синюшный! У этих ребят, которые маются в твоей колбе, мамаши есть? Есть или нет? Имеются у них мамаши, голубые наши старушки? Старушки ждут сына из колбы домой?
Марзук скривил зеленеющий рот:
— Старушки ждут… Но интересы общества диктуют…
Тишкин сердито закричал:
— Так выходит,
Марзук выключил рубильник, но… колба завыла и закрутилась еще пуще! Задымили провода, полетели гайки под ноги членам Мозгоцентра! Колба вдруг втянула в себя пробку, и страшный ветер потащил все и вся в горловину. Вбежал робот Вася и включил надпись у себя на груди:
«Колба впала в бесконечность. Ошибка в исходной формуле. Колба хочет стереть в порошок все живое! Бегите, братцы!»
От могучей тяги воздуха мантии на членах Мозгоцентра вдруг взвились черными парусами и потащили их из-за стола.
— Расстегайся, ребята! — закричал Тишкин, плечом прижимая Лура к скамье.
Отстегнутые мантии мигом сорвались со спины и улетели в колбу, за ними сорвались из-за стола стулья и скатерть. Наконец стол неторопливо поднялся на попа и покатился к колбе, как фигурист. Подпрыгнув, он начал ломаться и с хрустом влезать в горловину. Марзук и члены Мозгоцентра без мантий, голые, встрепанные и совсем синие от ужаса, ухватились все за связанного Тишкина, — на нем почему-то ни один волос не шевелился. И вдруг Марзука оторвало от сплоченной когорты коллег и поволокло в колбу.
— Мама-а! — закричал он сквозь воющий ветер.
— Да развяжите меня-то! — приказал Тишкин.
Его развязали. Он живо снял с ноги сапог, запустил им в колбу. Сапог влетел в горловину, колба захрипела, точно подавившись, остановилась и смолкла. Стало слышно, как стучат зубы у Марзука.
— Перекур, ребята, — сказал Тишкин, отдуваясь. — Не тот компонент попал.
Марзук на подгибающихся ногах подошел к Тишкину, подал руку и сказал с кривой улыбкой:
— Вы спасли мне жизнь, Фима! Я вам этого не забуду. Требуйте что угодно!
— Отдай икру немедля, — сказал Тишкин.
Глава тринадцатая
Душным вечером Даша сидела на завалинке, укачивала дочь и тихонько напевала:
Нет у нашей Танечки Родного папанечки… Не во темном лесу Ищет химию-красу, Не во чистом полюшке, На чужой сторонушке, По своей неволюшке…На улице перед калиткой остановился бригадир Грызлов. Послушал, послушал, почесал голову под кожаной фуражкой, спросил:
— А где твой, этот, несгораемый?
— Да пропади он пропадом! Тут где-то. Может, веником прикинулся… Знаешь, какая у него привычка дурацкая…
Грызлов нахмурился и сказал в пространство:
— Эй, малый, проявись, а то хуже будет.
Глоус не ответил, только странно, жутковато ни с того ни с сего появились на крыльце два ведра с водой.
— Видишь, как озорует, — сказала Даша в сердцах.
Грызлов вошел в калитку.
— За такие штуки можно и привлечь, — сказал он строго.