Пятиэтажная Россия
Шрифт:
В артистическом скандале слова не имеют никакого значения. Главное — звук, белый шум. Крик. Как элегантно писал Набоков: «Безнадежные попытки перекричать тишину, что гораздо труднее, чем даже попытка Лира перекричать бурю».
Куда как другое дело семейный скандал, замешанный на словах, на смысле. «Самое страшное, когда ругаются шепотом, — говорила мне приятельница, — в начале семейной жизни я жила со свекровью, так вот она ругалась шепотом. Ничего страшнее этого шипения я в жизни не слыхала. Никому не посоветую так себя вести с близкими. Когда я слышу советы психологов „разговаривать
Мне не хотелось бы создавать типологию обдуманного семейного тиранства. Тихое мучительство все-таки не скандал. Скандал — взрыв, событие, столкновение. Домашние деспотии создаются обычно в маленьких семьях, силами старших родственниц — матерей и свекровей. Это жестокие игры неврастеничных властных женщин. Так ли уж распространен этот тип? Пожалуй, довольно распространен. И все-таки хрестоматийная семейная скандалистка — чаще всего женщина растерянная, ничего заранее не обдумывающая. Просто — не очень счастливая. И вот таких женщин — ох как много. Летними воскресеньями, ближе к полудню, во многих домах открыты окна.
Сидишь иной раз на детской площадке и слушаешь, как дом звенит на несколько женских голосов. Воскресный обед — важный инструмент семейного влияния. Через час во двор выйдут оглушенные дети, размаянные, тихие; отойдут минут через пятнадцать, забегают. Они еще не огрызаются — у них же вся жизнь впереди. Однажды добрая бабушка на лавочке спросила вот такого оглушенного пятилетнего мальчика: «Ты один? А что мама с папой делают?» Мальчик как мог старательно ответил: «Мама пьет у папы кровь!» Семья гольяновских вампиров. Можно снимать изящную кинокартину.
Собственно говоря, к изящной кинокартине я и подбираюсь. Посмотрела я модный фильм «Сумерки» — про любовь «простой девушки» и юноши из семьи вампиров-вегетарианцев. Фильм снят по роману американской писательницы Стефани Майер, ставшему мировым бестселлером. Про эту самую майеровскую «Сумеречную сагу» пишут, что успех ее сравним разве только с успехом «Гарри Поттера» Джоан Роулинг. Миллионы читателей одолели сагу Стефани Майер (смею думать, скорее читательниц) — потому что книжка-то очень плохая. «Девочки, книга для вас». Типичный любовный роман для подростков, начинающийся знакомством героев в школьной столовой, а кончающийся не ночью любви, не свадьбой — а выпускным балом. Это классические приметы совершенно определенного жанра, который отдан на откуп дамам, обладающим обыкновенно одним безусловным достоинством — плодовитой непосредственностью. В общем, лирическая штучка про первую любовь.
Я рыдала весь фильм. Рядом со мной сидела женщина лет тридцати пяти и плакала как дитя. Мы сморкались по очереди. А дочка ее, лощеная тинейджерка, тянула мою соседку за рукав: «Мама, стыдно, мама, перестань. Я сейчас уйду!»
Как-то неприятно разъяснять чувственное впечатление. Однако впечатление-то у меня не чувственное. Сформулировать его можно приблизительно таким, набоковским же, образом: «А мы, помнится, в лапту играли, в снежки. А жизнь и прошла».
Фильм-то, прямо скажем, так себе фильм, да есть в нем какая-то чистая нота.
Я думала о том, почему именно «школьные» романы
Еще я думала о том, почему этот фильм так безбожно ругают критики. Легко догадаться — потому что про него еще не написала ни одна девица-кинокритик.
У Платонова в записных книжках есть запись: «Мальчик — гений: все хотят вырасти и стать летчиками. А он говорит: хочу вырасти и жениться». Вот такой бы мальчик должен был бы написать о «Сумерках». Замечали ли вы внутреннюю стесненность и неловкость зрителя-мужчины, вынужденного смотреть удачную мелодраму? Что ж, понятно почему — по уши влюбленный юнец на экране по большому счету вид имеет далеко не героический. О, конечно, сколько силы в его прекрасной слабости, но попробуй докажи гольяновскому мужику, сдуру забредшему на сеанс, что молодца и сопли красят. Ведь даже счастливый в любви мужчина не выглядит победителем. Он же трогательный. На глазах раздосадованного зрителя, свой же брат-герой, брателло, взрослый пацан, публично мечется в рассуждении, как бы угодить девчонке. У него печальные ищущие глаза, он бледен; на него смотреть стыдно! Он уязвим, раздет и громко взволнованно дышит, когда целуется. В боевиках мужчина никогда не пыхтит как паровоз, когда целуется — там только партнерши голос подают. Какой мужчина захочет публично припоминать время своего жениховства — постыдное время, проведенное на женской половине жизни? Кроме того, хорошие фильмы «про любовь» только в женщин вселяют светлую печаль. Женщина печалится, что с ней чего-то важного, прелестного так и не произошло, а мужчина раздражается, когда ему напоминают, что, возможно, он сам это «самое важное» и не сделал. Начало любви — все еще мужская работа. Трепетно ждать у кромки волн любимого — дело хорошее; но, скажем, закупать тряпки немыслимого красного цвета, фрахтовать корабль, нанимать музыкантов и все такое прочее — все-таки мужчина же должен, нет?
В общем, проплакали мы весь фильм со случайной моей соседкой и вышли из кинотеатра вон. Ночь сверкала бриллиантовыми огнями, заплаканная дама бешено кричала на свою дочь (пошто мешала смотреть), а я рыдала о том, что жизнь короткая, и в ней очень мало любви.
Очень мало любви. И очень много не то что бы несчастных, но и далеко не счастливых женщин. Даже вполне благополучных, и замужних, и с работой, и с детьми.
Однажды успешнейшая владелица службы знакомств говорила мне: «Вот что я думаю — у девушек и мужчин одинаковая психология, а у женщин — другая. Девушки ищут любви, и мужчины тоже. И девушки, и мужчины верят, что их должны любить. Потому что и тех, и других так часто обманывают. Девушкам врут, что любят, когда испытывают только теплоту, желание, а мужчинам врут, что любят — когда от них чего-нибудь да нужно. А женщины смотрят на вещи трезво, они знают, что никто их так уж особенно и не любит. Они привыкли обходиться без любви».
Привыкли. Только по воскресеньям, во время семейного обеда, очень громко кричат на детей и на мужа. Это такой способ справляться с печалью. С помощью скандала-карнавала.