Пятизвездочный миллиардер
Шрифт:
Вдобавок тяготили зависть и сплетни. (Как это она с ходу получила такую хорошую работу? Почему это новенькую посадили в контору, а не отправили в цех? Говорят, она вообще здесь без году неделя.) Фиби так и подмывало разъяснить, что, во-первых, она знает английский и владеет кантонским диалектом, языком всех богатых фабрикантов на здешнем юге. А во-вторых, она просто лучше остальных. Но ей хватало ума помалкивать. Она боялась девиц, приехавших из крупных провинций и сплотившихся в большие группы, особенно уроженок Хунаня, которые торговали изделиями, украденными с фабрики, и грозились убить всякого, кто их заложит. Часто случались драки. Кланы не давали своих в обиду, девицы из Сычуаня друг за друга стояли горой, да и приезжих из Анхоя, готовых к отпору, тоже
Не позволяй слабакам утянуть тебя на дно. Ты – яркая звезда.
Над своей койкой она повесила портрет популярного тайваньского певца. Вырванная из журнала страница с рекламой коровьего молока была все же украшением получше, нежели развешанные на веревках трусы. Стоило немалых трудов прикрепить ее скотчем к стене, покрытой глянцевой масляной краской, из-за высокой влажности верхний край листка то и дело отставал. Но Фиби упорно приклеивала картинку, чтобы смотреть на артиста и мечтать о мире, где никто не плачет. Нашелся ракурс, в котором они с певцом были одни во всем белом свете. Фиби нравились его мягкая улыбка и влажные глаза, и даже дурацкие молочные усы над верхней губой выглядели привлекательно. Глядя на портрет, она чувствовала, как в душе расцветает надежда. Нежный облик кумира позволял забыть о суровости жизни и вселял веру, что, постаравшись, Фиби заставит мир оценить ее подлинную внутреннюю красоту. Может, когда-нибудь она станет девушкой артиста. Ну да, конечно, это всего лишь глупая фантазия, но его мечтательный взгляд напоминал о мальчишках, вместе с которыми она росла и которые навсегда запомнятся подростками, хоть давно перебрались в большие города и теперь торгуют бумажниками из фальшивой кожи, а то и, втихаря, амфетамином. Детство было таким счастливым, а потом вдруг все очень быстро стали взрослыми, включая ее саму.
Экая вы, голубушка, молоденькая. Вот что давеча сказал ей новый начальник отдела. Он из Гонконга; не толстый и не худой, не урод и не красавец, просто мужчина из Гонконга. Приезжал раз в месяц и четыре-пять дней проводил на фабрике. Он неизменно звал ее в свой кабинет и одаривал гостинцами – пакет невероятно сочных мандаринов, маленькие сахарные ананасы с Тайваня, иностранные шоколадки, на вкус горькие и мучнистые, – деликатесами, какие могут позволить себе путешественники. Корзинка с фруктами была завернута в жесткую морщинистую пленку, громко шуршавшую, стоило к ней прикоснуться. Фиби не представляла, как все это пронести через огромный двор с баскетбольной и волейбольной площадками, где хранить и как объяснить соседкам происхождение даров. Зависть к ней не угасла, волна ее лишь временно спала, но в любой момент могла превратиться в цунами. Фиби понимала, что это нехорошо, что она ничем не заслужила такие подарки, но от вида яркой спелой хурмы чувствовала себя особенной. Кто-то ее заметил и озаботился купить ей вкусности. Такого не случалось уже давно, и она приняла подношение.
Фиби шла по коридору общаги, ловя на себе завистливые взгляды соседок. Вся в испарине, она чувствовала, как виновато разбухшее сердце стало тяжелее корзинки с дарами. Однако дверь в спальню открыла уверенно и безумолчно затрещала:
– Эй, смотрите, что у меня есть! В Гонконге моя кузина вышла за очень богатого человека. Я не смогла поехать к ним на свадьбу, и они кое-что прислали с праздничного застолья. Давайте, давайте, угощайтесь!
– А ты не говорила, что родом из Гонконга.
– Да, я жила в приграничном округе «Новые территории».
– Ну тогда понятно, откуда ты знаешь кантонский диалект, – сказали соседки, набрасываясь на фрукты. – А то мы думали, ты нарочно его выучила, чтоб подмазаться к начальству.
Вот как оно бывает в Китае, думала Фиби, глядя на новых подруг, расправлявшихся
С тех пор все девушки, узнав, кто она такая, стали относиться к ней дружелюбно: стирали ее вещи, если она работала сверхурочно, и даже говорили о личном – о родных местах, неурядицах с парнями и своих устремлениях. Как-то раз Фиби разговорилась с одной девушкой, вообще-то не подругой, просто иногда в обеденный перерыв они сидели рядом в фабричной столовой. У собеседницы зазвонил мобильник, она глянула на экран и, досадливо сморщившись, протянула телефон Фиби:
– Это парень, с которым я порвала, достал уже меня.
Фиби взяла трубку.
– Говорит кузина твоей бывшей подруги, – не здороваясь, сказала она. – Теперь это мой номер. У твоей пассии новый парень, богатый и образованный, не чета тупой деревенщине вроде тебя. Отцепись от нее, иначе я устрою тебе веселую жизнь. Мне известны твое имя и гадюшник, где ты работаешь.
«Ну ты даешь, Фиби!» Все вокруг смеялись и хлопали ее по плечу.
В первый выходной того месяца она вместе с другими девушками пошла в кино. Заглянули в закусочную, взяли молочный коктейль «Пенистый чай» и коробку такояки – шариков из теста с начинкой из вареного осьминога, которые уплетали, под руку разгуливая по вечернему рынку, точно школьницы. Девушки воротили нос от развалов, забитых нейлоновой одеждой в блестках, еще дешевле той, что они шили на фабрике. Динамики оглушали ритмами, от которых екало и сбоило сердце. Красота! Уловив знакомый запах с жаровен, Фиби почувствовала себя почти что дома. Афиши объявляли о концерте того самого тайваньского певца, и цена билетов не казалась чрезмерно высокой.
– Давайте поднакопим денег и сходим на концерт! – предложил кто-то. – Фиби, ты же его поклонница, верно? Можем скинуться и купить тебе билет, ты же нас всегда угощаешь. Говорят, некоторые песни Гари исполняет на кантонском диалекте, и ты нас обучишь ему подпевать!
Предложение, конечно, порадовало, но Фиби понимала, что все это пустые слова и никто ей билета не купит.
Она приглядела себе черный топик, расшитый блестящим бисером, но подруги ее отругали:
– Ты что, сорок юаней! Дорого! Вот все вы, новенькие, такие – тратите деньги на всякую ерунду, нет чтобы послать домой! И потом, тебе надо что-нибудь красивое, что подчеркнет твою ладную фигурку, а не этот старушечий наряд.
Но Фиби все равно купила топик. Ей понравилась вышивка – красная роза, каждый лепесток окаймлен серебристым бисером.
Но жизнь меняется так же быстро, как погода, когда осенние деньки, солнечные и бодрящие, вдруг уступают место промозглой зимней стуже. Фиби это уже поняла. В Китае все движется, нет ничего постоянного. Тем, кого любят, не стоит рассчитывать на вечную любовь. Ее не сохранить, на такую любовь нет прав.
Фиби принесла в общагу третью корзинку с фруктами и деликатесами. В этот раз были сушеные гребешки и консервированные морские ушки, которых никто из девушек не пробовал прежде. Устроили совместный пир.
– Нам такая роскошь не по чину, – сказала одна девушка. – Если б не Фиби, никогда не отведали бы.
– И то! – подхватила другая, набивая рот рисом. – А вот начальник Линь говорит, что в Гонконге этим никого не удивишь, там это обычная еда.
– Тебе-то откуда знать? Когда это ты болтала с Линем?
– Твоя правда, я с ним двух слов не сказала. Он разговаривает только с Фиби.
– Лучше бы не надо, – отшутилась та. – Он жуткий зануда. Я с ним общаюсь лишь по дурацкой работе.
– Похоже, ты ему глянулась. Он тебя даже в кабинет вызывает.
– Ага, чтобы взгреть за невыполненные дела. Ладно, ешьте, ешьте!
В следующем месяце господин Линь, едва приехав, позвал к себе Фиби и закрыл дверь кабинета с неизменно опущенными жалюзи. На сей раз он привез не фруктовую корзинку, но коробочку, из которой достал мобильный телефон последней модели – без кнопок, только с гладким стеклянным экраном. Такой сгодился бы дочери олигарха или владелице большой компании. Фиби даже не знала, как он включается.