Пятое правило василиска
Шрифт:
И чем сильнее Стейн боролся, тем холодней становился. Чего ему стоило держать все в себе, и ни словом, ни взглядом не выдать внутренней борьбы, знает только он один.
— Но постепенно я посмотрел на тебя другими глазами. Моя чудесная девочка…
Стейн так и не выпустил ее из своих объятий, а Милли боялась совершить лишнее движение, чтобы не оттолкнуть.
— Так чего ты тогда?! — с чувством сказала она.
А сердце колотилось, мчалось галопом. Столько всего хотелось сказать! «Если бы ты только намекнул, хотя бы посмотрел иначе, просто дотронулся до руки, мне бы большего и не нужно было! Но ты молчал, молчал, молчал все это время! И после подземелья еще больше отдалился! Почему?»
— Почему? — только и смогла выдавить Милли, но Стейн догадался, о чем она хочет спросить.
— Я не был уверен, что это не влияние наваждения… Что если ты на самом деле бесчувственная пустышка, но я вижу тебя такой из-за чар нимфы?
Он говорил, а сам все сильнее сжимал Эмилию в объятиях, точно боялся, что она, как по волшебству, испарится, растает, оставив после себя лишь воспоминание.
— На следующий день после того, как мы поднялись из подземелья, я шел проведать тебя. Хотел во всем признаться. И увидел все эти подарки, цветы… Сколько сердец ты разбила, Милли? И не было ли мое лишь очередным в этой коллекции? Я решил, что должен дать себе время подумать. Остыть. Проверить истинность чувств.
— Ты прятался от меня! — догадалась Эмилия, сообразив наконец, что избегала встреч со Стейном вовсе не по счастливой случайности. — Эх, ты… змеюка глупая!
Сказала и испугалась, что Стейн снова закроется. Этого гордеца только задень, сразу превращается в глыбу льда. Но Стейн хмыкнул, по-видимому, соглашаясь.
— Сегодня, когда ко мне пришла Стелла…
Стейн громко втянул воздух сквозь сжатые зубы, и Эмилия вдруг поняла, как сильно он за нее испугался.
— Все
— Я подумал — плевать. Чары, не чары. Наваждение, морок… Все равно! Если с тобой что-то случится, я себе не прощу.
— Почему?
— Потому что я должен тебя защищать…
— Почему?
— Потому что ты самое чудесное, что случилось в моей жизни…
— Почему, Стейн? — почти закричала нимфа, так и не услышав нужного ответа. — Почему? Скажи это, наконец!
— Потому что я люблю тебя, Эмилия, — выдохнул он.
Милли прижалась щекой к его груди, чувствуя, как кружится голова, слушая стук сердца василиска и ощущая себя абсолютно счастливой.
— Я тебя тоже люблю, глупый. Без всяких там чар, если что.
Она задрала голову, отыскивая его взгляд.
— Только вот кто-то говорил, что мороки со мной будет больше, чем удовольствия, — хитро улыбнувшись, напомнила она. — Я, конечно, очаровываю всех направо и налево, но… опыта у меня… немного… сам понимаешь…
Последние слова договаривала, покрывшись мурашками с ног до головы.
— Совсем не против заморочиться, — в тон ей, с притворной небрежностью, ответил Стейн и широко улыбнулся.
А потом лицо его сделалось серьезно. Пальцы скользнули по скулам Эмилии, нырнули в густые волосы, гладя, перебирая пряди. Затуманенный взгляд скользил по лицу. Стейн точно пытался вобрать в себя этот миг, навсегда запомнить его. Наклонился и коснулся губами виска. Замер, ожидая протеста. Милли затаила дыхание, но сама подалась навстречу.
Они оба застыли, как перед прыжком в пропасть. Если прыгнут — назад будет не повернуть.
Но ведь никогда не узнаешь, умеешь ли ты летать, пока не позволишь себе упасть.
— Да целуй уже! — прошептала Эмилия.
И они прыгнули. И взлетели.
Конец