Пятьсот миллионов бегумы. Найдёныш с погибшей «Цинтии»
Шрифт:
— Ах, вот ты как! Ну получай! — крикнул Марсель и всунул петарду под дверь.
Дверь разлетелась в щепки, и молодые люди с оружием в руках бросились в парк.
У стены, давшей трещину от взрыва, ещё стояла лестница; от неё шли следы крови, но ни Сигимера, ни Арминия не было видно. Кругом стеной поднимался тропический лес, волшебный парк герра Шульце. Октав остановился, заворожённый.
— Боже, какая красота! — воскликнул он. — Но знаешь, нам лучше разделиться. Боюсь, что эти огородные пугала подстерегают нас где-нибудь тут за деревьями.
Они углубились в кусты — Марсель по одну, а Октав
Не успели друзья сделать несколько десятков шагов, как снова раздался выстрел, и кусок коры отлетел от дерева, под которым только что стоял Марсель.
— Хватит, поиграли! Бросайся на землю, ползком! — тихо скомандовал Октав и тотчас же, приникнув к земле, пополз к густому кустарнику, окаймлявшему широкую круглую площадку, посреди которой возвышалась «Башня быка». Марсель не успел вовремя последовать примеру товарища и едва избежал третьей пули: она просвистела у него над головой, и, когда он бросился плашмя на землю, четвёртая пуля, прожужжав в воздухе, вонзилась рядом с ним в ствол пальмового дерева.
— Счастье наше, что эти уроды стреляют, как новобранцы! — вскричал Октав, подползая к товарищу.
— Шш… — остановил его Марсель, показывая глазами на дымок, поднимающийся из окна в нижнем этаже. — Вот где они засели, разбойники! Ну, подожди, я с ними сыграю штуку.
И он, быстро оглядевшись по сторонам, обломил со стоявшего рядом дерева толстый сук длиной примерно в человеческий рост. Затем, сбросив с себя блузу, надел её на палку, а сверху нахлобучил шляпу. Водрузив сук таким образом, чтобы видны были шляпа и рукава блузы, Марсель подполз вплотную к Октаву и прошептал ему на ухо:
— Займись с ними тут немножко, переползай с места на место и постреливай, а я попробую напасть на них с тыла.
И с этими словами он юркнул в чащу кустарника, окружавшего площадку. Прошло примерно четверть часа, в течение которых обе стороны обменялись десятком-двумя пуль без малейшего результата. Куртка и шляпа Марселя сильно пострадали, но на нём это никак не отразилось. Карабин Октава превратил в щепки ставни в окне нижнего этажа.
Внезапно стрельба затихла, и Октав услышал сдавленный крик:
— Ко мне, Октав! Он у меня в руках… Скорее сюда!
Октав не заставил себя ждать. Одним прыжком выскочил он из-за кустов, перебежал площадку и с разбегу вскочил в окно. На полу, свившись клубком, как змеи, катались в отчаянной схватке Марсель и Сигимер.
Марсель, которому удалось незаметно проникнуть в дом с противоположной стороны и подкрасться к Сигимеру сзади, не дал ему времени опомниться; выбив у него ружьё из рук, он сразу повалил его на пол, но геркулесовская сила великана, хотя и поверженного наземь, делала его опасным противником, и Марселю приходилось пускать в ход всю свою ловкость, чтобы не дать ему схватить себя за горло. Октав подоспел как раз вовремя. Через минуту Сигимер, связанный по рукам и ногам, лежал неподвижно посреди комнаты.
— А где другой? — спросил Октав.
Марсель показал рукой на диван, где, вытянувшись с запрокинутым,
— Пуля в голову, — сказал Октав, подходя к дивану.
— Да, — подтвердил Марсель.
— Что ж, сам напросился!
— Ну, теперь мы можем распоряжаться, как дома, — сказал Марсель. — Давай-ка приступим к осмотру. Начнём с кабинета Шульце.
Они вышли из приёмной, где только что произошла решающая схватка, и, пройдя через анфиладу роскошно убранных комнат, вступили в заповедный чертог стального короля. Октав с восхищением оглядывался по сторонам.
Марсель, посмеиваясь над его изумлёнными возгласами, открывал одну за другой двери в роскошные залы, пока они, наконец, не вошли в зелёную с золотом гостиную. Тут глазам их предстало такое странное зрелище, что Марсель попятился от удивления.
Можно было подумать, что главная почтовая контора Нью-Йорка или Парижа ссыпала сюда всю свою почту до последней бумажки. На столах, на креслах, на полу — всюду валялись нераспечатанные пакеты, письма, депеши, бандероли. Нога тонула в них чуть не по колено. Вся корреспонденция Шульце, как личная, так и деловая, поступавшая изо дня в день в почтовый ящик на ограде парка, вынималась исполнительными Сигимером и Арминием, которые аккуратно доставляли её в кабинет хозяина.
Сколько жадных вопросов, надежд, мучительных сомнений и слез отчаяния, ожидания и горя скрывалось в этих безгласных пакетах, адресованных Шульце! А сколько миллионов в ценных бумагах, в векселях, переводах, аккредитивах, чеках! И все это лежало здесь без движения, ибо только одна рука во всем мире имела право вскрыть эти легко доступные, но неприкосновенные конверты, и эта рука отсутствовала.
— Теперь все дело в том, чтобы найти потайную дверь в лабораторию, — сказал Марсель и начал снимать книги с полок, стоящих по стенам кабинета.
Напрасный труд! Он обнажил все полки, но так и не нашёл потайного прохода; вооружившись каминными щипцами, он отодрал панели, обошёл всю комнату, постукивая по стенам, пытаясь угадать по звуку выход на лестницу. Но стена всюду звучала одинаково.
Очевидно, герр Шульце, узнав, что человек, проникший в его тайны, остался жив, заделал этот проход.
Но тогда, значит, он сделал где-то другой. Но где? Не иначе, как здесь, в кабинете. Здесь он работал, как и прежде; это видно было из того, что Арминнй и Сигимер продолжали приносить сюда письма. Марсель хорошо изучил все привычки немца и знал, что все необходимое для работы, всё, что нужно было скрыть от нескромных взоров, Шульце любил держать у себя под рукой. Проход должен быть здесь. Может быть, он устроил его в виде люка в полу? Марсель поднял ковёр, осмотрел весь паркет плитку за плиткой. Нигде не было никаких следов потайного хода или люка.
— А почему ты думаешь, что проход должен быть здесь? — спросил Октав.
— Я совершенно уверен в этом, — ответил Марсель.
— В таком случае надо исследовать потолок, — сказал Октав и влез на стул. Он хотел взобраться на люстру и прощупать ружейным прикладом лепную отделку на самой середине потолка.
Но едва только он ухватился за массивную золочёную подвеску, как люстра медленно поехала вниз, барельеф на потолке раздвинулся, и из щели беззвучно спустилась вниз лёгкая стальная лесенка.