Пятый магистр. Трилогия
Шрифт:
Сквозь застилавший взор темный туман Олаф видел, что брат пытается ему что-то сказать, но он не слышал слов. Сознание его окутала тьма, и он был более не властен над своим телом.
Солдаты с ужасом смотрели, как сражаются братья, но не решались вмешаться в бой. Наконец Ульв выбил клинок из рук Олафа и ударил его рукоятью меча по голове. В горячке битвы он уже занес клинок надо поверженным братом, как вдруг увидел темный туман, струящийся у ног распростертого на земле человека.
Олаф открыл глаза и прошептал:
– Убей, убей меня, пока я могу
– Что? – Ульв склонился над братом.
– Бей! – крикнул Олаф, и глаза его снова стала заволакивать темная мгла.
Слезы выступили на глазах Ульва, он занес свой меч для удара, но в последний миг рука его дрогнула, и клинок, звякнув о камень, раскололся. Император обнял брата, слезы текли по его щекам, и он, проклиная свою слабость, шептал:
– Свет! Почему не я?! Почему Олаф? Прости мне мою слабость, но я не могу убить брата, даже зная, что обрекаю свою страну на страдания.
Нерушимая вера Ульва в добро и справедливость лишь дрогнула, но древнему злу хватило и этого, чтобы завладеть разумом императора…
Когда Олаф открыл глаза, он с удивлением обнаружил, что тело снова подчиняется ему, но радость его была недолгой. С ужасом смотрел он на стоящего над ним брата, в руках которого был сломанный меч, а из глаз, в которых плясало демоническое пламя, текли кровавые слезы…
Ульв вновь занес оружие, он не мог контролировать себя. В сознании пульсировала единственная мысль: «Убить того, кто может занять престол! Стать единственным правителем!» Император воззвал к Свету, так как сам был не властен спасти брата и избавиться от чужой воли, управлявшей им…
Олаф видел, как с рычанием Ульв вздымает сломанный клинок у себя над головой, готовый нанести ему смертельный удар… вот лезвие блеснуло на солнце, и оружие стало стремительно опускаться, как вдруг темное пламя в глазах Ульва погасло, и он вонзил обломок меча себе в грудь…
Почувствовав, что чужая воля ослабла, Ульв не колебался. Он мог спасти всех, мог убить зло в себе, пусть за это и придется отдать свою жизнь. Когда холодная сталь вошла в его плоть, он почувствовал страшную боль… боль, но не только свою: что-то внутри него билось в агонии, пытаясь вырваться наружу из смертной оболочки. Император видел, как темный туман обвивается вокруг лезвия и старается вытолкнуть клинок из раны, и тут он понял, что не может уничтожить древнее зло. Не может уничтожить, но способен удержать. Ульв стиснул зубы и полностью вогнал обломок меча себе в грудь, затем он оторвал от своего когда-то белого плаща широкую ленту и стал обматывать ее вокруг рукояти: пропитываясь его кровью, ткань становилась ярко-алой.
– Кровью, что течет в жилах моих, запираю тебя, – прошептал он. – Свет! Помоги мне! Не дай злу восторжествовать над добром! – Произнеся эти слова, он почувствовал, как раскалилась рукоять сломанного клинка. Камень на рукояти ярко вспыхнул и стал черным.
Император начал заваливаться назад, когда его удержал младший брат.
– Правь справедливо, с благословения моего. – С этими словами
– Клянусь, брат! – Слезы заполнили глаза Олафа. – Жертва твоя не будет забыта. Я надежно укрою это зло, чтобы оно больше никогда не вырвалось на свободу.
Улыбка тронула бледные губы Ульва:
– Я принимаю твою клятву, брат.
Внезапно глаза умирающего широко открылись, золотое пламя разгоралось в них ярче и ярче.
– Я принимаю твою клятву, – повторил он, но на этот раз его голос был преисполнен былой мощи и уверенности, – Свет ныне будет оплотом твоим и проводником.
После этих слов яркая вспышка ослепила присутствующих, а когда они открыли глаза, тела Ульва больше не было. Лишь золотые искры, вмиг подхваченные ветром, взмыли в небеса.
С тех пор Империей стал править Олаф. Он же стал основателем и первым магистром ордена паладинов, которые и ныне охраняют сокрытый в подземельях храма сломанный меч, как символ храбрости и самопожертвования.
Олаф был добрым и справедливым императором, достойным памяти своего брата, а сам Ульв стал воплощением Света и добродетели.
Вот уже пять тысяч лет династия первых правителей стоит во главе Империи, а паладины неустанно охраняют древнее зло, заточенное в сломанном мече.
– Вот и все. – Магистр перевел дух. – А теперь будь хорошей девочкой и ложись спать. Я сейчас разбужу Рональда, и он сменит меня. – Паладин подошел к юноше и осторожно потрепал его по плечу. Мужчины сели у костра, и Фаргред стал рассказывать парню о ночном госте.
Слушая тихий разговор магистра с учеником, Инуэ не заметила, как уснула.
Еще два дня они следовали по тракту, иногда сходя с дороги. Ночевать приходилось под открытым небом, но это не было проблемой, так как погода стояла хорошая. Демонице нравилось путешествовать по миру людей, слушать рассказы магистра, сидеть вечерами у костра. Ей, конечно, не терпелось увидеть большие города, о которых рассказывал Фаргред. Но Инуэ понимала – всему свое время. Встреча со Светлым Ульвом сильно потрясла девушку. Суккуба не ожидала, что бог так отнесется к ней, и была поражена исходящим от него теплом и добротой.
– Светлый Ульв – покровитель ордена Зари? – как-то спросила она магистра.
– Не только он. Паладины – воины. Торфел тоже является покровителем ордена.
– Но ты же сказал, что он очень жесток и непредсказуем.
– Так и есть. – Фаргред кивнул. – Война всегда жестока и непредсказуема, а паладины неустанно сражаются со злом.
– Тебе так нравится сражаться? – спросила Роза.
– Долг паладина – стоять на страже добра. И если для этого потребуется обнажить клинок – я с радостью сделаю это, – убежденно ответил магистр. – И Рональд тоже не будет стоять в стороне, как и любой другой паладин… – Лорд Драуг задумался и нехотя добавил: – По крайней мере, так должно быть.