Пятый уровень.The fifth level
Шрифт:
— Спасибо. У меня в горле пересохло так сильно, что я говорить не мог. Спасибо, вы не такие, как остальные. Спасибо. Наверное, я пойду — он встал.
Савьера положил ему руку на плечо и усадил обратно.
— Давай, рассказывай, что у тебя за проблема!
— Зачем? — парень безразлично пожал плечами, я уже рассказал другим полицейским. Они посчитали меня за сумасшедшего. Вы тоже не поверите. Зачем рассказывать?
Савьера с Хейсом мгновенно посерьёзнели. Они обменялись понятными друг другу взглядами. Оба отчётливо ощутили лёгкую дрожь в теле. Ещё не отдавая себе отчёт в том, что с ними происходит — оба поняли, что услышат нечто…, что возможно имеет связь с происходящими событиями.
— Рассказывай. Поверь, мы за последние дни такого насмотрелись, что тебе вряд ли
Савьера сел на край стола и устремил взгляд на парня. Тот, услышав его слова, слегка приободрился. Он уже с надеждой посмотрел на полицейских и прошептал:
— Клянусь, клянусь вам…, все, что я расскажу — правда. Всё это я видел собственными глазами. Больше того, если вы поверите мне, я смогу отвезти вас и доказать, что говорю правду.
Рассказывай, а там мы решим, что нужно делать, — Хейс сделал ободряющий жест руками, призывая его немедленно приступить к действиям.
Парень кивнул головой и, вперемежку окидывая взглядами то одного детектива, то второго, сразу заговорил. Хотя ему почти удалось унять дрожь в руках, скрыть её в голосе он не смог.
— Меня зовут Питер Кроунц! Я приехал в Соединённые Штаты на учёбу по договору. Приехал вместе с моим другом Альбертом Прешманом. О нём я и хочу рассказать.
Это случилось три недели назад. В тот вечер мы с Альбертом сильно напились в каком-то баре. Мы пробыли в нём до двух ночи, а когда вышли, едва держались на ногах. Не знаю, почему я это сказал…, простить не могу себе эти слова. В общем, я предложил Альберту сходить на кладбище, для того, чтобы доказать самим себе, что мы ничего и никого не боимся. Альберт поддержал меня. И вот мы отправились ночью на окраину Джерси, на кладбище. Мы шли пешком. Пили пиво. Смеялись. В общем, вели себя так, словно идём на какую-то вечеринку. Если б я знал, если б я только знал, что произойдёт…, но я не знал, да и не мог знать. В тот момент я больше всего радовался собственной храбрости. Я думал, что мне по плечу любое испытание. Впрочем, это не важно. К кладбищу мы подошли в четверть четвёртого. Мы с Альбертом залезли на стену и спрыгнули внутрь. Я испугался, увидев, что мы оказались на какой-то могиле. Но, увидев, как Альберт подошёл к кресту, возвышающемуся на могиле и коснулся его бутылкой пива, а затем провозгласил тост за здоровье покойника, который лежал под нашими ногами, я воспрял духом. Не задумываясь о том, что в эту минуту совершается кощунство, я прошёл по могиле и повторил все действия Альберта. После этого мы пошли дальше и проделывали это почти с каждой могилой, которая попадалась нам по пути. Было очень темно, и мы часто спотыкались. Я даже ударился головой в одном месте. Но даже это обстоятельство не остановило наш бурный порыв. И вместо того, чтобы бежать, бежать без оглядки с кладбища, мы продолжали измываться над могилами и покойниками. Я не знаю, сколько времени это продолжалось, когда…, в…, в…, во.
Савьера схватил стакан и буквально выбежал из кабинета. Через минуту он вернулся и протянул стакан с водой Питеру Кроунцу. Тот одним махом выпил воду и кивком головы поблагодарил Савьеру. Тот уселся на прежнее место, ожидая, когда Питер продолжит свой рассказ.
— Во…, возле одной из могил, метрах в 20 от нас, мы заметили слабый свет. Было темно, поэтому этот свет производил впечатление чего-то сверхъестественного. Мы с Альбертом остановились. Не знаю, что он испытывал в тот момент, но я чувствовал, как страх прокрадывается в мою душу. Я сразу же предложил Альберту убраться с кладбища. В ответ Альберт расхохотался мне в лицо. А как же наш смелый парень? — спросил он меня и добавил, — может, ты всегда был трусом и просто притворялся смелым?
Обвинение в трусости? Для меня это было хуже смерти. Я бросил на Альберта презрительный взгляд и первым пошёл на свет, вместо того, чтобы закричать: Да, Альберт, я трус! Трус! Я буду, кем хочешь. Только уйдём отсюда!
Однако вместо этого я пошёл на свет. Через минуту я и Альберт, который пошёл вслед за мной, оказались на маленькой, ухоженной могиле. На могиле стоял мраморный памятник в человеческий рост, а прямо под ним горели десятки свечей. Именно от них исходил свет. Я прошёл прямо
— За моё здоровье собираешься выпить?
Я с криком отскочил назад и буквально вжался в Альберта. Я чувствовал, что он напуган не меньше меня. Мы слышали голос, но не видели существа, которому он принадлежал. По телу нашему пробегала судорожная дрожь, когда мы оглядывались вокруг себя в поисках того, кому принадлежал голос. Она показалась…
— Кто? — не вытерпел Савьера, — кто это был?
— Это была девушка лет 23–25. Она появилась из-за памятника совершенно обнажённая, — Питер несколько раз глубоко вздохнул и продолжал с усиливающейся дрожью в голосе, — девушка была очень красива. Взгляд у неё был мягкий, нежный, чарующий, и в нём мы ясно видели призыв. Она и двигалась так, словно изнемогает от желания. Каждый её жест выглядел эротично. Страх куда-то делся. Мы взгляда не могли оторвать от её тела. Девушка остановилась возле горящих свечей. Пламя от них отсвечивало на теле девушки, придавая ей просто божественную красоту. Она стояла так несколько минут, а потом протянула к нам обе руки и поманила к себе. До сих пор понять не могу, что меня остановило. Я желал немедленно подойти к ней и сжать её в своих объятиях…
— Ещё бы, — Савьера громко хмыкнул.
— Но вместо этого я только молча смотрел, как Альберт подошёл к ней и обнял её за талию. Девушка посмотрела на меня таким взглядом, что во мне всё загорелось. А её голос…, когда она сказала:
— Иди ко мне! Я хочу любить вас обоих!
— Вот повезло! — Савьера снова хмыкнул, а Хейс при этом косо на него посмотрел.
— Я сделал шаг вперёд, — продолжал рассказывать Питер глубоко взволнованным голосом, но не знаю почему — снова остановился. Что-то удерживало меня. Что-то, что было сильнее моего желания. Я так и не пошёл к ним. Я молча смотрел, как они целуются, а затем повернулся и пошёл обратно.
— Ну и дурак! — заметил ему Савьера, — я на твоём месте точно бы не упустил такую возможность.
Питер с глубокой печалью посмотрел на него. Ещё не слыша слов, Савьера понял, что это не конец рассказа. Шутливое настроение Савьеры как ветром сдуло.
— Я вернулся домой и сразу же заснул. А утром по обыкновению пошёл на курсы. Я задержался и вернулся домой часов в восемь вечера. Альберта не было. Я ощутил лёгкое беспокойство за него. Альберт всегда приходил домой в 5 часов. За два месяца пребывания в Штатах он ни разу не изменил этой привычки. Беспокойство вскоре прошло. Я подумал, раз он с красивой женщиной, то может и не заметить, как летит время.
Савьера при этих словах одобряюще покачал головой.
— Альберт не появился до полуночи, — продолжал рассказывать Питер Кроунц, — я начал всерьёз беспокоиться. У меня появилось предчувствие, что с ним стряслась беда. Ощущение это не покидало меня, и я решил, если Альберт не появится до утра, я пойду в полицию. Я провёл бессонную ночь. Так и не дождавшись Альберта, в 8 утра на следующий день я пошёл в полицию. Я без утайки рассказал всё, что с нами случилось в тот день. С меня взяли показания и отпустили. Я вернулся домой и собирался лечь, потому что чувствовал себя разбитым, когда раздался телефонный звонок. Это была полиция. Они нашли Альберта, — Питер Кроунц поднял голову и, окинув детективов печальным взглядом, продолжил рассказ.
— Альберта нашли на той же могиле, где я его оставил. Он был мёртв. Меня отвезли на кладбище. После того, как я опознал тело Альберта, меня отвезли в полицию и долго допрашивали. Затем с моих слов сделали фоторобот девушки. Смерть Альберта произвела на меня очень тяжёлое впечатление. К тому же изнуряющие допросы в полиции, а после них разговор с родителями Альберта. Всё это выбило меня из колеи. Домой я вернулся совершенно разбитый и опустошённый. Я едва стоял на ногах и был уверен, что едва улежусь на кровать, сразу засну. Но сон не шёл ко мне. Я не мог понять, кто мог убить Альберта. Но кроме этих мыслей, была ещё одна — Питер Кроунц снова посмотрел на детективов. Взгляд его стал напряжённым, словно он действительно что-то вспоминал.