Пыль и бисер
Шрифт:
Деньги мы разделили на несколько частей, кое-что убрали подальше, а с оставшимся капиталом двинулись по медучреждениям.
Доктор нам попался хороший, понимающий, что время от времени паспорта находятся на оформлении и вполне хватает копий (за небольшие деньги, кстати, понял), а что на копии возраст и фотография не очень сочетаются — так то издержки нездорового образа жизни. На этот раз я утащила копии документов Лёни и чуть-чуть поработала в фотошопе. Федор Андреевич уже с подозрением косился в мою сторону.
— Ну что?
— А
— Потому что без документов Вас в нормальной клинике не примут. И так-то нет гарантии, но лучше, чем вообще ничего.
— Вы обдумываете действия на несколько шагов вперед. — по некотором размышлении послышалось из его угла.
— Да. Так проще. — чуть-чуть и получится хороший скан.
— Это не пристало женщине.
— Так. — я откинулась на стуле. — Федор Андреевич, эмансипация женщин уже случилась, причем началась еще на Вашем веку. Сейчас женщины летают в космос, руководят правительствами и армиями и вообще делают много разного, для чего нужны мозги. А еще рожают без участия мужчин, кстати говоря. Это мое общество, и Ваши современники вскоре тоже вынуждены будут это принять. Если Вас так ранит подобное обстоятельство, попробуйте видеть во мне друга без признаков пола.
Обиделся. Патриархальный он слишком.
С больницей получилось настолько все гладко, насколько это вообще было возможно. Ну если не считать того, что в ночь после операции Федору Андреевичу стало хуже и потребовалась экстренная вторая (еще минус несколько десятков тысяч). Рассвет я встречала в его индивидуальной палате (оплата посуточная, пребывание родственника — по тарифу при наличии флюорографии).
Утром он медленно открыл один глаз, затем другой. Молча сфокусировал их на мне.
— Воды…
Я резво бросилась за бутылкой, потом смотрела, как он жадно пьет — после наркоза и меня сушило несколько дней.
— Ну как?
Он осторожно пошевелил ногами, поочередно поднял руки, ощупал голову.
— Странно очень.
— Если очень странно — то это лекарства, пошутила вошедшая медсестра.
Он хорошо видел, прекрасно слышал, сохранил все двигательные функции, срезался только на одном вопросе.
— Какой сейчас год? — дежурно уточнил врач.
— Одна тысяча восемьсот девяносто пятый. — автоматически произнес пациент и все замолчали.
Полстраны проехали, множество людей встретили и все прокатило, а тут вот…
За спинами переглядывающихся медиков я показала пациенту кулак и деланно рассмеялась. Ко мне повернулись тревожные и недоуменные лица.
— Это у нас семейная шутка. Когда кто-то хочет
Абсолютно бестолковое объяснение, но что можно придумать на ходу?
— Март, 2015-го. — хрипло отозвался мужчина в кровати.
— Вы бы, Леонид Борисович, не шутили так. А то и в третий раз на операционный стол уедете ни за что. — ответно съехидничал медик и ушел.
Я даже глумиться не стала — грех смеяться над больным.
После обеда его поставили на ноги и позволили сделать несколько шагов по палате, на третий день начали готовить к выписке. Лекарств прописали не так чтобы очень много, но где их взять в конце XIX века. Так что придется моему гостю бросить курить, завязать с алкоголем и вести здоровый образ жизни.
Дни потекли размеренные, почти семейные — я работала, а он целыми днями исследовал исторические сайты. Изучал историю страны и мира так подробно, что я устыдилась — в школе подобной основательности у меня не было. Порой мы подолгу дискуссировали о каких-то событиях, и я все чаще спотыкалась о нехватку знаний. Пришлось купить себе новый планшет, и подыскивать аргументы прямо за разговорами. Особо яростно мы бились на тему личности Николая Последнего.
— Его Величество оказался в сложнейшей ситуации.
— Он упустил все, что можно, привел страну к пропасти и позволил горстке самовлюбленных идиотов захватить власть. И это я, Федор Андреевич, не о большевиках. Те взяли лишь то, что плохо лежало.
— Но эти министры… Вы же посмотрите, что за чехарда творилась на ключевых постах! — горячился гость.
И я только из трепетного отношения к его черепушке щадила Светлейшее самолюбие.
— Он был наделен абсолютной властью. И несет ответственность за то, как она была использована или не использована. Вступили в войну — надо было дожимать противника. С Японией позор вышел. Это же героизм в сражениях и крысятничество в Генштабе. Революция 1905 года — вообще апофеоз бездействия властей. Вон посмотрите любые новости — Украина показывает, что бывает, если власть попадает к улице и кого эта улица приводит.
И ведь смотрел. Ужасался и читал. Неделю изучал вторую мировую и просто мертвел над фильмами о Хатыни и блокаде Ленинграда. Хотя и Первая мировая тоже не особо воодушевляла.
Зато можно было всласть позлословить над крушением Британской империи, к которой мы оба испытывали единодушную тараканью любовь, посочувствовать судьбе Столыпина, пройтись гребнем критики по европейским политикам. Бывали, бывали вечера, когда я радовалась его соседству.
Ему понравилась идея стикеров и скоро холодильник и стена рядом с диваном покрылись ровным слоем пометок с ятями. Там были и напоминания, о чем меня спросить, и идеи, и советы. Еще страньше, чем с Фролом или Петей жили.