Пылающая полночь
Шрифт:
Дим тихо выругался, но, заметив недоуменный взгляд нашего нечаянного спутника, прекратил сотрясать воздух бессмысленными звуками.
— Что это было, сударь Дим? — спросил Граммон, настороженно поглядывая в сторону холма.
— Рождение нового пятна, — зло буркнул мой носитель. — Именно из-за таких вот внезапностей ходоки и не любят выходить в поиск в первые дни Прилива. Слишком велика опасность вляпаться в смертельные неприятности, такие, как это пятно, например. Окажись мы сейчас чуть ближе к его центру, и Искаженные пустоши получили бы двух новых жителей, если, конечно, умертвий можно так назвать.
— А сейчас… — Пир явно занервничал,
— Тьма всегда опасна, — пожав плечами, ответил Дим. Ну да, успокоил мальчишку, называется. Психолог, чтоб его!
— Тогда, может, стоит обойти это пятно стороной? — спросил Граммон, шагая следом за моим носителем, который даже не подумал притормозить и как шел по маршруту, так и продолжал переть вперед, держа курс точно на тот самый пресловутый холм.
— Нет, — отрезал Дим. И я его понимаю. В подобных случаях, кстати говоря, редких даже в Искаженных пустошах, опасность представляет сама вспышка тьмы, корежащая и коверкающая все, что попадает под ее удар. Но сам процесс изменения длится не меньше двух-трех дней, в течение которых пятно практически безопасно, если, конечно, не тянуть руки куда не следует, потому что искажение порой затрагивает не только органику, но и неживые предметы.
Понятное дело, с моей чувствительностью у Дима не будет проблем с определением степени опасности какого-нибудь неприметного на вид, но накачанного под завязку тьмой камешка, но у других-то ходоков такого анализатора эманаций Тьмы и Света нет. Максимум, на что они могут рассчитывать, это слабенькие артефакты алхимиков или не менее слабые эликсиры зельеваров, реагирующие на присутствие рядом тьмы. Впрочем, обычно им хватает и этого. Вкупе с богатым опытом подобные артефакты довольно неплохо защищают своих владельцев от неприятностей.
— Почему? — А настырный мальчишка. Другой бы на его месте давно заткнулся и постарался не отсвечивать, а этот…
— Потому что шанс побродить по новорожденному пятну выпадает один раз на сотню, — снизошел Дим до объяснений. — А алхимики и зельевары платят золотом по весу за куколки проходящих искажение тварей.
— О… — Граммон умолк, глядя куда-то в пространство. Должно быть, размечтался, что найдет в пятне окуклившегося кабана-секача. Наивный.
Как и ожидалось, в пятне, родившемся на каменной осыпи за холмом, ничего выдающегося мы не обнаружили. Слишком неудобное место, здесь и насекомых-то нет, не то что животных. Хотя, если порыскать среди валунов, может быть, пару ящериц и отыщем…
Мои размышления прервал всплеск недовольства, донесшийся от носителя. Интересно, что он такое обнаружил?
— Сударь Граммон, поздравляю с первой находкой в Пустошах, — проговорил Дим, глядя на два гладких кокона, вытащенных Пиром из какой-то расселины. Точно, окуклившиеся ящерицы. Но вот Граммону вместо поздравления нужно было вломить от души, чтобы не тянул грабки к непонятностям посреди искаженного пятна.
Мой носитель смерил светящегося от радости мальчишку долгим взглядом и, поманив его пальцем, кивнул в сторону расселины.
— Скажите, Пир, вы вытащили свою находку оттуда?
— Именно так, сударь Дим, — довольно кивнул тот и пустился было в объяснения, но носитель пресек их одним жестом.
— Я рад, что у вас такое хорошее зрение, сударь Граммон, — заговорил Дим, когда наш спутник замолк. — Но я искренне сожалею, что это единственное достоинство вашей головы.
Мальчишка покраснел от обиды, но
— Ч-что эт-то было? — заикаясь, произнес Пир, округлыми от изумления глазами следя за тем, как рассеивается черное облако.
— Ваша феерическая удача, сударь Граммон, — резко ответил Дим, указав кончиком моментально извлеченного из ножен фальшиона на красноватые отблески, виднеющиеся на изломах камней в расселине. — Тьма искажает не только живых и мертвых. Она и камень может превратить в чистое зло.
Вот о чем я и говорил. А мальчишка, судя по вытянутой физиономии, проникся… что не может не радовать.
— Простите, сударь Дим, — поник Пир. — Обещаю впредь не быть столь легкомысленным и спрашивать вашего совета, прежде чем хватать… всякое.
— Договорились, сударь Граммон, — кивнул мой носитель. — А сейчас идемте. Там в глубине оврага может найтись что-то не менее интересное, чем эти куколки. Кстати, возьмите изолирующий мешок и переложите свою добычу в него.
— Это так важно? — взяв протянутый Димом мешочек, спросил Пир.
— Очень. Куколки развиваются под воздействием Тьмы, учитывая же, что дальнейший наш путь почти полностью пролегает по черным пятнам, дня через два куколки окончательно переродятся и потеряют свою изначальную ценность в глазах возможных покупателей. Да и таскать в карманах искаженных тварей — удовольствие небольшое, согласитесь?
— То есть лучше таскать порождения зла в мешке? — с намеком на улыбку уточнил Граммон.
— Мешок изолирует куколки от эманаций Тьмы и приостановит процесс перерождения, — никак не отреагировал Дим на подначку спутника. Но тот и сам спохватился и стер с лица улыбочку. Нет, ну ребенок же! Только дети способны забывать об опасности, которой они только что подверглись, и улыбаться как ни в чем не бывало.
Пока Дим и Пир обсуждали находку и средства ее сбережения, я «принюхался» к коконам, стараясь запомнить то ощущение, что они у меня вызывают. А оно было хоть и слабым, но довольно отчетливым и… странным. Куколки не отдавали тьмой или тем более светом, но от них исходило ощущение какой-то сосущей пустоты, можно сказать, голода и жажды… тьмы. Если это ощущение характерно для всех перерождающихся тварей, а не только для двух найденных Граммоном ящериц, то я, пожалуй, смогу отыскать пару-тройку образцов и на нашу с Димом долю.
А что? Пара куколок Пира с легкостью уйдут в Ленбурге за полсотни золотых. А чем мы с носителем хуже? Вот и я о том же: мы не хуже, мы лучше. А значит, вперед и с песней! Как говорится, бороться и искать, найти и перепрятать!
Дим потопал вниз по склону, в сторону небольшого перелеска, росшего на другом краю оврага, обходя подозрительные места и стараясь не грохнуться на каменной осыпи, а следом за ним двинулся довольный Граммон. Я же старательно «принюхивался» к окружающему пространству, стараясь уловить любую странность. И ведь уловил. И носителя своего навел на находку. Так что спустя десять минут Дим снял предусмотрительно закрепленную на заплечнике лопатку и принялся разрывать попавший под искажение муравейник. Конечно, муравьи — это не ящерицы, зато их много. Пусть далеко не все из них выжили после удара тьмы, но и тех, что окуклились, хватит, чтобы сравнять наш с Граммоном счет.