Пылающий остров (илл. Г. Макарова)
Шрифт:
– Наиболее сенсационным событием 1913 года надо считать открытие голландским физиком Камерлингом Оннесом явления сверхпроводимости…
– Как, как? – остановился с откупоренной бутылкой в руке Баков.
– Если электрический проводник – скажем, свинец – заморозить в жидком гелии до температуры, близкой к абсолютному нулю, то всякое электрическое сопротивление мгновенно исчезает.
Баков тяжело опустился на скамью, налил дрожащей рукой спирта в стакан и одним духом выпил его.
– Повторите! – потребовал он.
Кленов
– Ходя, пей! – приказал Баков проводнику. – Если бы твоя башка понимала, что он тут говорит, ты бы колесом прошелся по избе.
– Моя мало-мало ничего не понимай, – закивал головой проводник и подобострастно принял из рук Бакова стакан.
– Явление сверхпроводимости очень мало изучено, Михаил Иванович. Едва увеличивается магнитное поле, как сверхпроводимость мгновенно исчезает…
Двое ученых оживленно беседовали о физике, а проводник-кореец, очевидно захмелев, сидел, привалившись к стене, и похрапывал.
– Черт возьми! – вскочил с лавки Баков. – Если вы думаете, что ваш профессор только тянул здесь бечеву, то вы заблуждаетесь, господин Кленов. Не угодно ли взглянуть? – И он положил перед Кленовым выцветшую любительскую фотографию.
– Что такое? – внимательно разглядывая снимок, спросил Кленов.
– Я думал, что был единственным исследователем района падения Тунгусского метеорита, о чем и писал вам, голубчик. Однако я ошибся. Вот такое существо я встретил в запретном месте, куда не покажется ни один тунгус… Вблизи вот от этого мертвого, стоячего леса. – И он положил на стол еще несколько фотографий поваленной тайги.
– Кто же это такой? – спросил Кленов, рассматривая первый снимок.
– Не такой, а такая. Всмотритесь.
Кленов видел на фотографии утесы, белую пену горной речушки, черные камни, у которых вздымались буруны, и остроносую лодчонку-шитик с высокими бортами. В лодке стояла, управляя веслом, женщина с развевающимися волосами. На ней была лишь набедренная повязка.
– Это что? Негатив? Почему она черная? – поинтересовался Кленов.
– Это позитив, милейший! Она чернокожая.
– Ничего не понимаю, – признался Кленов. – Откуда здесь, в тайге, чернокожие? К тому же она, как мне кажется… очень рослая.
– Боюсь, что я не достал бы ей до плеча. А волосы у нее огненные, рыжие, как моя борода…
– Простите, но какое отношение это имеет к физике?
– Быть может, не меньшее, чем остальные фотографии… Но об этом потом. Итак, бежать? Бежать в Америку, к Холмстеду? Исследовать сверхпроводимость или искать трансурановые элементы, черт возьми!
Баков встал и прошелся по горнице. Он взъерошил бороду, потом потер руки.
– Бежать! – убеждающим тоном повторил Кленов. – И как можно быстрее. Кэд проведет вас через границу…
– Быстрее? Не могу, голубчик. Мы с вами должны прежде повидать эту чернокожую… Уверяю, она имеет отношение к физике.
Кленов стал нервно теребить
– Что мне с вами делать?
– Готовиться в поход! Мы выедем немедленно. Кэд останется здесь, а я достану тунгуса Лючеткана с верховыми оленями.
– Вы с ума сошли, профессор! Мы не имеем права терять времени.
– Вы только послушайте, милейший, – наклонился к Кленову профессор Баков. – Я навел о ней справки. Она шаманит в роде Хурхангырь.
Несмотря на протесты Кленова, Баков тотчас же отправился в тунгусское стойбище.
Вернулся он к вечеру в сопровождении безбородого старика с узкими щелками вместо глаз. Они привели с собой трех верховых оленей.
Лючеткан, потирая голый подбородок, по просьбе Бакова рассказывал удрученному Кленову про шаманшу:
– Шаманша – непонятный человек. Порченый.
Баков пояснил, что тунгусы порчеными называют душевнобольных.
– Пришла из тайги после огненного урагана, – продолжал старик. – Едва живой была, обгорела вся. Говорить не могла. Много кричала. Ничего не понимала. И все к тому месту ходила, где бог Огды людей жег…
– Помните, Иван Алексеевич, я писал вам? – прервал Баков.
– Живой приходила. Видно, знакомый ей бог был. Значит, шаманша. Потом увидели: одними глазами лечить умеет. Люди рода Хурхангырь прогнали старого шамана. Ее шаманшей сделали. Другой год ни с кем не говорила. Непонятный человек. Черный человек. Не наш человек, но шаман… шаман!
– Я в отчаянии, Михаил Иванович! – пробовал протестовать Кленов.
– Я привез вам приглашение самого Холмстеда, а вы увлекаетесь поисками какой-то дикарки.
Однако Баков настоял на своем. Утром двое ученых в сопровождении Лючеткана выехали верхом в стойбище Хурхангырь.
Всю дорогу Баков фантазировал, ставя Кленова в тупик своими неожиданными гипотезами.
– Чернокожая, чернокожая! – говорил он, задевая носками сапог за землю. При его росте казалось, что он не едет верхом на олене, а держит между колен это маленькое животное. – Вы думаете, что тунгусы, или эвенки, как они сами себя называют, милейшие и добрейшие в мире люди, – и есть коренные жители Сибири?
– Понятия не имею.
– Эвенки, почтенный мой Иван Алексеевич, принадлежат к желтой расе и родственны маньчжурам, соседям вашего Ким Ид Сима. Когда-то они были народом воинственных завоевателей, вторгшихся в Среднюю Азию. Однако они были вытеснены оттуда якутами.
– Тунгусы, якуты в Средней Азии? Не легенды ли это?
– Ничуть, дорогой мой коллега. Изучайте, кроме физики, и другие науки. Эвенки были вытеснены из Средней Азии якутами и отступили на север, укрылись в непроходимых сибирских лесах. Правда, и якутам пришлось уступить завоеванную ими цветущую страну более сильным завоевателям – монголам – и тоже уйти в сибирские леса и тундры, где они стали соседями эвенков.