Пыльца счастья
Шрифт:
К ним подошел граф, и мужчины обменялись скупыми рукопожатиями.
Эллина видела напряжение мужа и ощущала себя виноватой. Знала, Брагоньер не жалует светские мероприятия, так еще завела этот разговор о погибшем враче.
Женщина ощущала острую потребность переговорить с супругом с глазу на глаз, иначе вечер будет испорчен. И стоило графу отвлечься на новых гостей, извинившись перед золовкой, утащила Брагоньера за портьеру.
— Ну? – Соэр выжидающе смотрел на покусывавшую губы жену. – Дай, угадаю? Ты снова собираешься извиняться?
Эллина кивнула.
Супруг поморщился и, отогнув портьеру, быстро оглядел
— Твое поведение, нынешнее поведение, — уточнил Брагоньер и прислонился к стене, так, чтобы одновременно видеть жену и прибывающих гостей, — ставит нас в неловкую ситуацию. Что подумает сестра?
— Тебя волнует ее мнение? – удивилась гоэта.
Брагоньеры не могли похвастаться нежными родственными чувствами, хотя, надо отдать должное графине Сорейской, та тревожилась о брате больше, нежели он о ней.
— Нет, — с привычной прямотой ответил соэр. – Меня тревожит общественное мнение. Не обо мне – о тебе.
Губы Эллины сложились в букву "о". Спохватившись, она поспешила закрыть рот.
Мнение о ней? То есть мужу плевать, кем его считают, лишь бы ее не трогали? Все это гоэта высказала вслух и получила ошеломительный ответ:
— Именно. Обо мне давно ничего хорошего не думают. Ты – иное дело. Слухи о красавице и чудовище, — Брагоньер усмехнулся и слабо улыбнулся, что было ему совсем не свойственно, — изрядно помогли бы. Пойдем! – Соэр тронул жену за плечо. – Судя по намекам сестры, она собиралась тебя с кем-то познакомить, одна не останешься.
– Надеюсь, с мужчиной.
Эллина специально решилась на провокацию. Не хотелось стоять в сторонке, довольствуясь обсуждения очередного адюльтера, пока другие танцуют. Увы, происхождение сделало свое черное дело, кавалеры холодно раскланивались, но спешили приглашать. Муж же танцы не жаловал, пропадал с сановниками. Да, он подойдет, сделает тур и вернется в курительную.
Удар попал в цель.
При всей холодности, Брагоньер ревновал супругу к представителям противоположного пола. Гоэта предполагала, скупость в проявлении чувств – не только черта характера, но и последствия воспитания. Добивалась же она мимолетной ласки! Ничего, при должном терпении лет через пять муж научится делать комплименты и перестанет бояться лишний раз прикоснуться. Пока же дальше постели любовь не шла. Спасти жизнь, рискнув своей, раненному, нести много миль до жилья, пожертвовать долгом – пожалуйста, а поцеловать – нет, распущенность. Смешно же!
Соэр насупился и, чеканя слова, уточнил:
— И чем же для вас привлекательны мужчины, госпожа Брагоньер?
— Ну, — Эллина сделала вид, будто задумалась, и начала загибать пальцы, — во-первых, они видят во мне женщину. Во-вторых, танцуют. В-третьих, приносят лимонад и мороженое. В-четвертых…
— Для всего этого существует муж, — оборвал ее Брагоньер и со вздохом спросил: — Неужели решила, будто не разгадаю уловку?
— Наоборот, — улыбнулась повеселевшая женщина и, наклонившись к супругу, шепнула: — Я очень надеялась на чутье следователя.
Соэр промолчал и вывел жену из-за портьеры, скрывавшую небольшую нишу. Видимо, ее устроили ради подобных приватных разговоров.
Эллина с удовлетворением отметила, что лицо мужа просветлела, морщинка на лбу разгладилась. Пусть он по-прежнему серьезен, ни тени улыбки, зато не сердится. Гоэта гордо шествовала рядом с супругом. Тепло его руки вселяло уверенность. Собственно, поэтому Эллина
Бальный зал графини Сорейской блистал. Хозяйка не поскупилась на свечи, и Эллина радовалась выбранному супругом декольте. Она обмахивалась веером и мечтала о стакане холодного лимонада.
— На улице посвежеет, станет лучше. – От Брагоньера ничего не ускользало. – Сделаем тур по залу. Я вижу всех троих префектов, нужно засвидетельствовать почтение.
— Которого ты не испытываешь, — поддела Эллина и щелчком пальцев приняла внимание слуги.
Гоэта взяла с подноса бокал. Соэр пить не стал.
— Формальности необходимо соблюдать, — выдал он прописную истину. – Ты тоже жеманничаешь с теми, кого на дух не переносишь.
— О, ты не такой! – рассмеялась Эллина и пригубила бокал. От разбежавшегося по желудку холодка сразу стало легче. – Всегда стоишь с королевской миной, не теряешь достоинства.
— Чего и тебе советую. Градоправитель. – Брагоньер подтолкнул жену в нужном направлении.
Гоэта нацепила на лицо улыбку, изображая, будто безумно рада видеть мужчину в аспидно-синем сюртуке с легкой сединой на висках. На груди, на самом видном месте, красовался орден Белой птицы, чуть ниже – лента цветов королевского дома. Некогда, еще пару веков назад, когда возникли государственные награды Тордехеша, гербы играли важную роль в жизни общества. Они определяли тона одежды владельцев, а лента цветов короля говорила об особом положении человека. Сейчас все упростилось, но традиции остались.
Градоправитель получил ордер недавно, из рук нового монарха, и красовался им на всех приемах. Видимо, поэтому Брагоньер еще больше недолюбливал главу светской власти Сатийской области. Тот платил соэру тем же: бывший Главный следователь всегда держался слишком независимо, но боялся открыто конфликтовать. Королевский прокурор – важная фигура, он, как и инквизиторы, подчиняется только монарху.
Мужчины обменялись скупыми приветствиями, Эллина присела в реверансе и равнодушно выслушала дежурный комплимент. Она чувствовала на себе любопытные взгляды. Странно, вроде, все знали о женитьбе Брагоньера, или те две неизвестные дамы, с которыми недавно беседовал градоправитель, приезжие? Вряд ли. Раз так, в очередной раз обсуждали "князей из грязи", в данном случае княгинь. Право слово, когда же, наконец, надоест!
Эллина пряталась за бокалом шампанского, избавленная от необходимости поддерживать светскую беседу. Нужно только с умным видом кивать и улыбаться.
Дамы отошли, начали шушукаться. А еще дворянки! Увы, гоэта знала, высокое происхождение – не синоним хороших манер.
Собеседники быстро покончили с прелюдией: "Как вы находите вечер?" и перешли к насущным вопросам. Они обсуждали новый закон о наследовании имущества. Брагоньер настаивал находил неразумным включение в число наследников незаконнорожденных, непризнанных отцом детей в случае наличия воли умершего. Он полагал, если родитель не желал оформить родство при жизни, но не мог передумать перед смертью.