Пылкая дикарка. Книга 2
Шрифт:
— Хорошо. Первые свои годы ты провела с Марией и Джозефом Будэнами в скромном имении на Фол ривер, на Обманчивой реке. Ты их помнишь?
— Как во сне, — медленно ответила Орелия. — Только деревянный пол, на котором я играла. Большую собаку, которая меня пугала. Женщину, которая укачивала меня на руках.
Настоятельница кивнула:
— Ты плакала по ней, когда тебя привезли к нам. Вероятно, за тобой очень хорошо ухаживали и заботились. Месье Кроули признался мне, что ты отпрыск состоятельных семей. Но, к сожалению, незаконнорожденный отпрыск.
Орелия
— Твоя мать была молодой светской женщиной, которая влюбилась в молодого человека, но ее родители не одобряли ее выбора. Он был аристократом, из очень состоятельной семьи, он увлекался женщинами и азартными играми и пользовался дурной репутацией развратника. Его предложение твоей матерью было отвергнуто, но когда выяснилось, что она беременна, отец высек его кнутом. Ты появилась на свет тайно, и твою мать убедили передать тебя на воспитание чете Марии и Джозефу Будэнам, скромной кайюнской семье.
Значит, Будэн не была ее фамилией! Она знала это! С болью в сердце она спросила:
— А кто дал мне имя Орелия?
— Не знаю, что тебе ответить на это, дитя мое. Если верить месье Кроули, то твой отец круто изменил свой образ жизни, потеряв любимую женщину, но не мог признать тебя, не запятнав при этом репутации твоей матери. Он договорился с месье Кроули и попросил его действовать от его имени и дать тебе приличное воспитание. Он хотел, чтобы тебя забрали от Будэнов, как только ты подрастешь, и привезли к нам, чтобы ты здесь получила достойное юной леди воспитание и образование. Он пообещал, когда наступит время выходить тебе замуж, предоставить тебе богатое приданое. Увы, но он так и не сделал ни того, ни другого. Нет ни кандидата в мужья, ни приданого.
— Потому что он тоже умер? — отважилась спросить Орелия.
Мать-настоятельница задумчиво посмотрела на нее.
— Мне уже приходила в голову такая мысль, мне казалось, что месье Кроули продолжает оказывать тебе материальную поддержку по доброте своей.
Глаза у Орелии оставались сухими, но напряжение и ожидание в них не спадали.
— А кто моя мать? У вас есть разгадка этой тайны?
— Это и был тот самый секрет, — ответила настоятельница, — который месье Кроули упрямо хранил. Он говорил, что не посмеет бросить тень на репутацию этой женщины до самой смерти... и это он исполнил.
К горю Орелии примешивался медленно собирающийся, обжигавший внутри нее гнев. Мать лишила ее права на рождение, отказавшись признать этот факт. Кровь двух благородных семей смешалась у нее в жилах, и все же у нее не было ни имени матери, ни имени отца.
— Они — грешники! — резко бросила она. — Если они меня зачали, то за этим должен был последовать брак. В результате я бы получила имя своего отца.
— Об этом судить лишь Богу, — упрекнула ее мать-настоятельница.
Орелия замолчала, но продолжала свои горькие размышления: ей должны были предоставить положенное ей место в семье отца или матери. Вместо этого она была передана в руки приемным родителям и была вынуждена расти как сирота, принимая
Ее бросили как надоевшего котенка! Разве можно такое простить?
И вот теперь умер и месье Кроули, который был так добр к ней, не оставив ей обещанного приданого, деньги, которые так много значили в ее будущей жизни, так как от этого зависело, какого человека она выберет себе в супруги. Так был он ее отцом или нет? Может, такая надежда не покидала ее, потому что он был ее единственным другом за пределами монастыря. Ее единственным другом. И вот теперь и он ушел.
— Можно я пойду в храм, достопочтенная Матушка?
— Да, ступай, Орелия. Молись за его душу.
За несколько миль от монастыря Клео прочитала сообщение о смерти Ивана Кроули в "Таймс-Пикайюн", которую в полдень ей принесла Эстер вместе с утренним кофе с молоком. Она сидела на своей кровати под шелковым балдахином, опершись спиной о подушки.
"В редакции стало известно о трагической смерти в результате несчастного случая на своей плантации в приходе Террбон месье Ивана Кроули, плантатора, занимавшегося выращиванием сахарного тростника, финансиста и мецената..."
Ее душа полна была неизбывной печали, глаза затуманились от набежавших слез. Она не разговаривала с Иваном Кроули шестнадцать лет, хотя однажды видела его на почтительном расстоянии во время одного из светских зимних сезонов. Она сразу узнала его шелковисто-желтые, словно кукуруза, волосы, а он, остановившись, снял шляпу. Потом она долго провожала взглядом его, рыжеволосую жену-англичанку и дочь.
Иван был ее первым любовником, и воспоминания о волшебном очаровании тех далеких месяцев прочно засели у нее в мозгу. Она уже никогда не отдавалась с такой страстностью, с таким самозабвением. Он научил ее любить, но и научил не доверять людям.
Она не сняла запрет на его появление в казино после того, как унаследовала это заведение от Лиззи Хиня. Клео так и не могла простить его за то, что он с ней сделал. И какая ирония судьбы — она сама принесла высочайшую жертву, ту самую, которую он требовал от нее. Хотя она и нашла Орелию, но никогда не показывалась перед дочерью. Может, из-за этого все эти годы любовь к Ивану, словно привидение, постоянно преследовала ее, несмотря даже на глубокую любовь к Ли Хиню и дружбу с ним, уход из жизни которого она до сих пор горько оплакивала.
"Если она останется с тобой, то неизбежно вырастет в среде полусвета". Клео с болью подошла к восприятию этой истины и постоянно сохраняла дистанцию с тех пор, когда узнала, что ее дочь воспитывается в монастыре. Она поступила так, чтобы защитить Орелию. Но что теперь произойдет с ее дорогим ребенком после того, как умер Иван? Станет ли Орелия ее ненавидеть, если узнает правду?
Кто-то постучал в дверь. Эстер посмотрела на Клео. Она кивнув сказала:
— Не уходи!
Это был Мишель. Он вошел при полном параде, внося чисто мужскую молодую жизненную силу в спокойную женскую атмосферу ее спальни. Наклонившись над кроватью, он поцеловал ее.