Пыльная зима (сборник)
Шрифт:
– Это надо же! – сказал Неделин. – Где ты раньше была?
– А ты?
– Искупаемся?
– Прохладно.
– Пройдемся?
– Уже поздно. Мне пора.
– Что значит – пора? Ты свободна?
– Как ветер. Но пора. Я вчера ночь плохо спала.
– Почему? Предчувствовала?
– Что?
– Что меня встретишь?
– Нахальничаешь.
– Еще нет.
– Мне пора.
– Я умру, я тебя не отпущу.
– Мне пора. Какой ты… Мне пора!
– Я провожу.
Танцы кончились, но где-то еще слышалась музыка.
– Где-то музыка, – сказал Неделин.
– Это в баре.
– Зайдем, выпьем что-нибудь?
– Там
– А вот мы посмотрим!
В баре Неделин сказал бармену, очень похожему на бармена из «Горного утеса»:
– Попить хочется чего-нибудь особенного.
– Попит или выпит? – тихо переспросил бармен.
– Выпит, дорогой, выпит!
Бармен поставил перед ними два стакана с коричневой жижей.
– Портвейн? – утвердительно спросил Неделин. – Пят рублей?
– Шест, – сказал бармен.
Неделин, подняв стакан, вспомнил наконец, что нужно представиться:
– Петр.
– Лена.
– Да?
– А что? Жену так зовут?
– Я не женат. За знакомство!
Они выпили и поговорили. Лена рассказала, что муж у нее – недотепа, что работа у нее нудная, что зато теперь-то она пришла к мудрости: не требовать от людей больше того, что они могут дать, но не упускать того, что они могут дать на самом деле и без усилий. Неделин с ней согласился.
– Ну что ж… – сказала Лена, посмотрев на часы.
– Я провожу, – сказал Неделин.
Лена засмеялась. Они поднялись в лифте, прошли по слабо освещенному коридору, Лена вдруг остановилась, прижалась к Неделину, сказала глубоким волнующим шепотом: «Боже мой! Боже мой! Боже мой!» Глаза ее сверкали неведомыми драгоценными камнями, волосы разметались по плечам, она была прекрасна, и все неистовее возила и елозила она по телу Неделина своим гибким телом. Не помня себя, Неделин стал стаскивать с нее кофточку, но она отпрянула и сказала:
– Я пришла. Вот моя дверь.
– Мы пришли, – уточнил Неделин.
Лена мягко остановила его:
– Завтра.
– Не выдержу. Хочу к тебе.
– А что муж скажет?
– Какой муж?
– Спит который. Нарезался и спит. Теперь часов четырнадцать будет спать, не меньше. Но чутко. Так что – до завтра.
– До завтра, – уныло сказал Неделин.
ГЛАВА 19
Он спустился в бар – ловить безнадежный шанс. Но в баре никого не было, кроме лысого аккуратного гладкощекого гражданина, который пил апельсиновый сок под холодным взглядом бармена. Неделину же бармен улыбнулся.
– Выпит? – спросил он.
– Выпит!
Выпить, а там видно будет.
Сбоку что-то появилось. Отпив глоток, Неделин повернулся: гражданин со стаканом сока.
– По какой причине пьем? – спросил гражданин.
– По причине отсутствия причины. Мне одному хорошо, извините.
– Я вас видел сегодня в столовой. Вы не из «Тюльпана». Вы бродяга? Кто вы?
– Рецидивист.
– Для рецидивиста у вас слишком культурная внешность.
– Я валютной спекуляцией занимаюсь. Интеллигентная работа.
– Сомневаюсь.
Неделин вгляделся в умное лицо собеседника – и вдруг захотел рассказать ему все. Но удержался, рассказал лишь часть. То есть часть выдуманного приключения.
– Вы угадали, я бродяга. Поссорился с друзьями. Понимаете, я приехал на их машине. Палатку разбили.
– Зачем вы, – сказал настоящий человек. – Меня Евгением зовут.
– А я – Петр.
– Очень приятно. Как дальше, это ваше дело, а ночь можете у меня переночевать. У меня приличный номер – постель и диван-кровать для гостей. Диван-кровать, правда, без белья, но придумаем что-нибудь.
– Мне неудобно.
– Пустяки какие.
– Я возьму с собой вина?
– А вы не пьяница? Не напиваетесь?
– Нет. Я и для вас.
– Я не пью.
В номере Евгения Неделин с наслаждением принял ванну, за это время Евгений соорудил небольшое застолье, у Неделина не хватило сил отказаться. Через полчаса он сидел, ублаготворенный, потягивал, смакуя, мерзкое вино, затягивался сигаретой – у Евгения нашлись сигареты, хотя сам он не курил, – и слушал тихие слова Евгения, любящего, как выяснилось, пофилософствовать.
– Люди привыкли жить в одномерном мире. Ну вот вам пример. Сможете из шести спичек построить четыре равносторонних треугольника?
Он высыпал на стол спички, Неделин нехотя поковырялся и бросил.
– Видите, вы даже не даете себе труда поразмыслить. Вы пытаетесь сделать это на плоскости, исключительно на плоскости.
– А-а! – догадался Неделин.
Положив на стол три спички треугольником, он тремя остальными выстроил пирамиду, грани которой, включая нижнюю, и образовывали четыре равных треугольника.
– Вот именно! – сказал Евгений. – А другие и после подсказки не понимают! Привыкли, понимаете, привыкли к одномерному миру! У нас все – единое для всех. Даже партия – и та одна на всех. Даже… [1]
– Даже к духовным ценностям человека мы относимся одномерно, – продолжал Евгений. – Мы говорим о нравственных обязанностях человека, а человек ненавидит то, что он обязан делать. Надо говорить о нравственных ВОЗМОЖНОСТЯХ! Они невелики? Но надо строить мир с учетом их, настоящих, а не пытаться сперва переделать человека. Надо использовать в первую очередь эгоизм человека во имя всего общего блага. И надо отвыкать от одномерности. Знаете этот избитый пример о художнике, который увидел лондонский туман розовым – и после него таковым увидели туман сами лондонцы? Но дело в том, что туман-то вовсе не розовый! Он – всякий! Предметы не обладают цветом, цвет им дает солнечное излучение. Я хотел бы стать дальтоником. Какой это, должно быть, странный, СВОЙ мир!
1
Далее – политические разговоры Евгения, бывшие актуальными и смелыми до 85-го года, но теперь не имеющие никакой цены. (Примеч. авт.)