Раав. Непостыженная
Шрифт:
Ефрем кивнул, взялся за веревку и пополз вниз. Раав услышала тихий шорох осыпающейся штукатурки, а затем глухой удар, когда он спрыгнул на землю. Салмон передал ей веревку и уселся на подоконнике.
— Послушай, Раав. Мы можем обещать сохранить тебе жизнь, только если эта красная веревка будет висеть из твоего окна, как знак для нас. И все члены твоей семьи отец, мать, братья, сестры и все твои родственники — должны будут собраться у тебя в доме. Если они выйдут на улицу, они будут убиты, а мы будем свободны от своей клятвы. Но мы клянемся, что все, кто будет в этом доме,
Раав, исполненная благодарности, прикусила губу, чтобы не расплакаться.
Он уже собрался ползти вниз, когда снова посмотрел на нее и добавил:
— Но если ты предашь нас, мы в любом случае будем свободны от своей клятвы.
— Я принимаю твои условия, — ответила она.
Выражение его глаз неуловимо изменилось, в них появилась нежность. Салмон отпустил веревку и привлек Раав к себе, взяв ее голову в ладони. Ее сердце остановилось, она подумала, что он собирается поцеловать ее.
— Не бойся. Я вернусь за тобой.
— Я буду ждать.
Салмон отпустил ее и взялся за веревку.
— Ты достаточно сильна, чтобы удержать меня?
Раав рассмеялась.
— Придется быть сильной!
И она старалась изо всех сил. Когда ей показалось, что она больше не выдержит, она обнаружила в себе силу, о которой даже не догадывалась.
Когда Салмон отпустил веревку, Раав встала на цыпочки и выглянула из окна. Оба стояли прямо под окном. Ефрем настороженно оглядывался, но Салмон улыбнулся ей и помахал рукой. Она помахала в ответ, поторапливая. И улыбнулась, когда увидела, что они пошли по дороге, ведущей к холмам.
Глава третья
Салмон и Ефрем шли по дороге, ведущей через горы к холмам. Солнце давно уже село, когда они остановились у небольшого ручья. Встав на колени, они пили и пили, утоляя жажду.
Ефрем поймал несколько рыбок в запруде и бросил их Салмону, который разжег костерок. Салмон почистил и поджарил их, насадив на прутики. Он никогда не ел ничего, кроме манны, и нашел рыбу интересной и приятной на вкус. Насытившись, они заметили ханаанского пастуха, который вел коз к водопою. Но, заметив чужеземцев, тот погнал свое стадо дальше на запад.
— Боится незнакомцев, — сказал Ефрем.
— Страх Господень над всей землей.
Усталость наконец взяла верх. Салмон вытянулся на мягком ковре травы. Глаза слипались.
— Скоро закончатся наши скитания.
Он полной грудью вдохнул густой аромат земли. По лазурному небу плыли барашки облаков. О, Господи, Боже мой, Ты ведешь нас домой, в страну, которую Ты приготовил для нас. Это Твой дар нам. Дай же нам смелости взять его.Закрыв глаза, под напев бегущей воды Салмон погрузился в сон.
Ему приснилась прекрасная женщина, выглядывающая из окна и ее восхитительные черные кудри развевались на ветру.
Раав видела, что Кабул и царские воины вернулись на другой день вечером. Ворота еще были открыты. Даже когда они были еще далеко, можно было понять, что их погоня не увенчалась успехом. Воины выглядели утомленными и расстроенными. Она отошла от окна, чтобы Кабул
— Раав!
Она не ответила. Она надеялась, что он оставит ее в покое и не будет подвергать сомнению ее слова или искать утешения в ее обществе. Она не хотела его видеть. Царь вызывал ее к себе вчера, и она повторила ему слово в слово то, что сказала его воинам. Он поверил ей. И на этом все закончилось.
Когда поздним вечером Кабул постучал в дверь, Раав, стараясь скрыть волнение, открыла ему. Убедившись в том, что он пришел по собственному желанию, а не по повелению царя, для того чтобы проверить ее еще раз, Раав сослалась на дурное самочувствие и выпроводила его. Она не притворялась. Ей на самом деле было плохо: плохо от него, от той жизни, которую она вела. Плохо от понимания того, что все жители этого города скоро умрут из-за своей непомерной гордыни и упрямства. Она не радовалась гибели, которая постигнет их, но хотела отстраниться от них. Она хотела запереться в комнате и стоять у окна, ожидая избавления.
Однако были еще и другие, кого надо было спасти.
Прошла еще одна ночь. На третий день Раав вышла из дома и направилась на рынок за покупками. Она знала, что отец будет там. Он продавал сушеные финики, изюм и просушенное зерно. Когда Раав подошла, он улыбнулся ей и повернулся к покупателю, стоявшему у прилавка. На сердце у нее потеплело. Отец никогда не обвинял ее в принятых ею решениях. Пытаясь заработать на жизнь, он терпел постоянные унижения и потому хорошо понимал ее и никогда не переставал любить. У матери появились большие надежды, когда царь позвал Раав к себе. Она была уверена в силе красоты своей дочери. Раав не питала подобных иллюзий. Мужчины непостоянны. Особенно влиятельные мужчины. Поэтому она не надеялась, что ее отношения с царем будут долгими. Только бы они были достаточно долгими для того, чтобы она смогла хорошо устроиться на службе у царя. У нее получилось воплотить в реальность свою мечту. Теперь у нее был постоянный источник доходов, она даже могла помогать своим близким, когда их гордость позволяла принять помощь.
Ни отец, ни братья не осуждали ее, когда она вошла в опочивальню царя. И не жалели ее, когда ей пришлось покинуть дворец. Они относились к ней с печальной терпимостью, пока она не доказала, что способна жить самостоятельно и гораздо более обеспеченно, чем они сами. Она могла давать им деньги, когда они нуждались, заботилась о том, чтобы матери, сестрам и невесткам доставались подарки, полученные от ее покровителей. Она поступала так не из гордости и не оттого, что считала себя обязанной, а только из любви к ним.
— Что нового принес тебе новый день, дочка?
— Он принес надежду, отец.
— Надежда — это хорошо. Садись, посиди со стариком, расскажи, какие новости ты слышала за последние дни.
Он достал два табурета и уселся на один, жестом предложив ей другой. Раав наблюдала, как он растирает ногу. Годы тяжелой работы давали о себе знать, и, похоже, сегодня ему было особенно больно. Но он не любил говорить об этом.
— Как мама?
— Замечательно. Нянчит трех внуков, пока невестки треплют и чешут лен.