Раб лампы
Шрифт:
— Да, уж конечно, господин Купцов, — с известной долей иронии протянула я, — отчего бы и не согласиться?
— Правда, меня просили на квартиру не ходить и аккуратно оплачивать все коммунальные услуги самому. И что меня удивило, — продолжал он, — сколько я ни сдавал две свои свободные квартиры, ни разу так не вышло, чтобы мне потом не приходилось за жильцов доплачивать… знаете, за электричество отдельная платежка… Так вот, за полгода я не заплатил НИ РУБЛЯ за электричество в 12-й квартире! Вообще — странный тип. Я не знаю, в чем он там замешан, но когда человек
— Да, действительно, — сказала я, — странненький у вас жилец. И тем не менее он, похоже, замешан в тройном убийстве.
— И вообще, — продолжал Игорь Геннадьевич, увлекшийся собственным рассказом, — я больше ничего не хочу знать об этом жильце и об этой квартире! Если честно, я полагаю, что тут сильный налет мистики. А что вы думаете? Я ни разу не видел, кто именно отдает мне деньги! Первый раз, вперед за три месяца, я получил деньги по почте: просто бросили конвертик в ящик. А дальше… представляете, вот уже четыре раза в конце месяца я нахожу у себя на тумбочке месячную плату за квартиру. Понимаете? В конце месяца! С двадцать пятого по тридцатое число! Если честно, это не совсем приятно, когда вечером ты запираешься на все замки, на все засовы, все проверяешь, чтобы никто к тебе забраться не мог. А утром, продрав глаза, находишь на тумбочке конвертик, в котором — квартплата за месяц. И я не понимаю, как это происходит! Скажу больше: я пытался не спать по пять ночей, устанавливал скрытые камеры, чтобы заснять все, что происходит ночью… И камера зафиксировала! — с придыханием добавил он. — Записала! Черт-те что!
— И что же она записала? — быстро спросила я.
— Да ерунда получилась какая-то! Кто-то надо мной подшутил. Записался вместо живой съемки… мультик!
— Какой… мультик? — спросила я.
Игорь Геннадьевич оглянулся по сторонам, чем напомнил мне Маркаряна, и произнес, понизив голос:
— Глупости какие-то… «Лампа Аладдина». Вот какой мультик! Черт знает что! Если честно, то я теперь нисколько не хочу копаться во всем этом! Не буду трогать этого жильца, пусть он там без света хоть сто лет живет!
— А почему вы не хотели продавать квартиру Мельникову?
— А потому что я уже хотел один раз ее… продать. Примерно полтора месяца назад. Хорошие деньги давали!! Как назло, я в тот же день попал в больницу с черепно-мозговой травмой, и сделку стало некому подписывать. А потом, когда я вышел из больницы и позвонил покупателю, он заявил, что уже купил квартиру и на мою жилплощадь видов больше никаких не имеет. Я даже спрашивать его не стал, в чем было дело.
— И в чем же? — спросила я. — В чем, на ваш взгляд, Игорь Геннадьевич?
— Да чертовщинкой тут попахивает, вот и все! — отозвался тот. — Как в «Мастере и Маргарите», где была «нехорошая» квартира со всякими мистическими штучками.
«Ну вот, — печально подумала я, — уже второй человек говорит, что здесь не обошлось без мистики, и вообще… Боюсь, что не с моими скромными возможностями бороться с нечистой силой. Хотя, с другой стороны, многие
— Я так понимаю, что вы даже имени вашего постояльца не знаете? — спросила я.
— Почему? Знаю. Я другого не знаю: настоящее ли это имя? Думаю, нет. Если честно, я на все это просто рукой махнул и заклялся обсуждать… Значит, Мельников убит?
— Да. У собственного дома. Это видела его жена. Примерно в три часа ночи. А как имя и фамилия вашего загадочного квартиросъемщика, который не пользуется электричеством и волшебным образом на вашу тумбочку кладет по ночам деньги?
— Аладьин, — быстро ответил Купцов. — Видите, все одно к одному: мультфильм, мистика, лампа, Аладьин. Практически — Аладдин!
Глава 6 ВДОВА МЕЛЬНИКОВА
У Елены Мельниковой оказалось бледное и весьма высокомерное лицо, и по тому, как она косилась в зеркало, я сразу поняла: единственное, что интересует ее в этот момент — идет ли ей траур или не очень? Вот, собственно, и все. С подобными дамочками мне приходилось сталкиваться не раз, и они представляли собой примерно одну и ту же примитивную модель женщины — с большей или меньшей степенью цинизма, с большей или меньшей степенью самолюбования и эгоизма.
— Это ужасно, — сказала она, изгибая тонкие руки в изящном жесте, — это просто ужасно. Честно говоря, я не думала, что ссоры Анатолия с моей мамой, одна из этих ссор может привести к таким страшным последствиям. Честно говоря, — вдруг резко поменяла она тон, — я не понимаю, в связи с чем вы меня посетили? Наверное, я чего-то не знаю, но вы не представляете официальные власти? Тем более что я уже отвечала на вопросы следователя.
По тому, как это было сказано, я поняла: счастье, что меня вообще впустили в квартиру.
— Тут не в этом дело, — сказала я. — Елена, проблема в том, что это может оказаться еще не концом. Смерть вашего мужа может иметь продолжение…
Она искривила рот. Наверно, с таким же лицом критик Белинский читал бы произведения современной бульварно-детективной литературы (сам, кстати, не написав ничего путного). Елена произнесла:
— То есть как это: «смерть будет иметь продолжение»? Вы, наверно, не подумали над своей фразой… м-м-м… Евдокия.
— Меня зовут Евгения.
— Да, да. Я помню… нечто этакое… старообразное. Прошу меня извинить, но я просто высказала свою вольную ассоциацию касательно вашего имени.
Какой великосветский лед плавал в ее мелодичном, тягучем, высоком голосе, словно в бокале изысканного дорогого коктейля! Впрочем, я и виду не подала, что меня это задело.
В конце концов, это действительно мелочь.
— Елена, я действительно не так выразилась. Вы правы. И в том правы, что я неофициальное лицо. Я имею лицензию частного телохранителя и частного детектива, и, кстати, в свое время вы фигурировали в одном из моих контрактов. Конечно, будь жив ваш муж, я бы никогда не упомянула имени некоего господина Астахова, которому я спасла жизнь. Вы ведь были… близким человеком для Астахова, не так ли?